в нём барбитурата составляло концентрацию почти пяти таблеток по ноль, запятая, два грамма на литр. Такая же концентрация обнаружена в недопитом вине в бокале. А вот суммарная концентрация препарата, обнаруженного в крови погибшей, соответствует концентрации растворённых трёх таблеток.» – Зеленцов оторвался от листа. Глядя на зал поверх толстых стёкол дальнозорким взглядом, он добавил, – И это первое несоответствие: процентное содержание «Барбамила» в крови должно было быть выше или равно процентному содержанию препарата в вине, оставшемся в бутылке. Оно же оказалось наоборот ниже.
Рябов надел довольную маску:
– И какой из сказанного напрашивается вывод?
Профессор посмотрел на судью:
– С полной уверенностью можно сказать, что распределение барбитурата в вине выпитом и вине оставленном, было неодинаковым, что доказывает то, что сонный препарат был растворён отдельными порциями.
Судья кивнул, занёс пометку в рабочий лист. Секретарь заседания застенографировала сказанное. Зеленцов продолжил:
– Теперь, относительно обвиняемого Кравцова. Я имею на руках анализ его крови, который не оставляет сомнений в том, что в тот вечер Николай Кравцов принял одну таблетку снотворного «Барбамил» с концентрацией в ноль, запятая, два грамма, и принял его не менее чем на полчаса раньше, чем его отравленная супруга. Длительность действия «Барбамила» до наступления состояния сна определяется максимум пятнадцатью-двадцатью минутами. Значит, в момент, когда Лариса принимала свою дозу снотворного, Николай Кравцов скорее всего уже спал или находился в пограничном состоянии, какое бывает перед погруженим в сон.
Последние слова профессора прозвучали под аккомпанемент жестикуляции адвоката Рябова. Волнообразные размахивания его рук напоминали движения дирижёра и уверяли зал лишь в одном: именно об этом заявлял вчера во весь голос его подзащитный. Именно этот вывод, сделанный профессором Зеленцовым, и умело подчёркнутый сейчас восклицательными взмахами, являлся одним из основных алиби для Николая.
– Пётр Семёнович, значит ли из ваших показаний, что Николай Кравцов физически никак не мог быть убийцей Ларисы Фёдоровой? – спросил Рябов у профессора, торопливо отделяя каждое последующее слово от предыдущего.
Вопрос, подведённый таким образом и поставленный вовремя, казалось, должен был тут же дополнить прежние усилия адвоката и определить, наконец, невинность подозреваемого. Вынося на публику своё окончательное решение, от которого в данный момент зависела и жизнь и честь другого человека, Зеленцов сморщил лоб. Громогласным голосом служивого он чётко отрапортовал:
– Господа, основываясь на данных, только что зачитанных вам, могу предположить, что Николай Кравцов, скорее всего, не мог быть тем человеком, который двадцать второго января тысяча девятьсот девяносто седьмого года отравил Ларису Фёдорову.
Подполковник замолчал,