гамма-распределение. Вы же знаете, что есть уровень выше?
– Знаю, он недостижим.
– Тогда почему я здесь, профессор?
Вадим посмотрел на портрет Лейбница и на окно.
– Что вам терять здесь, в Риге? Будете скучать по Илзе? Она найдет себе другого жильца.
– А мои студенты?
– Скажите мне честно, профессор. Они вам нужны?
Профессор ничего не ответил.
– Пойдемте со мной. Я обещаю, что хуже вам не будет. А статистик вашего уровня рождается раз в столетие. Допустить, чтобы вы сгнили в этом мерзком дубовом кабинете или заняли пост министра по науке в Латвии Советов, – значит дать свершиться преступлению не против закона, но против истины. Я не хочу быть преступником. Я и так уже упустил двоих. Вы всегда хотели взглянуть за горизонт. Я дам вам секстант, профессор.
– У меня есть выбор? – спросил Спогурис.
– Только у вас он и есть. И вы знаете это.
– Знаю.
Профессор встал, подошел к незнакомцу вплотную, почти приобнял – при этом человек в белом костюме даже не шелохнулся, – достал из-за его ремня маузер. Он так же, как и несколько минут назад его собеседник, взвел курок, прицелился и выстрелил левой рукой в защелку на окне. Оно отворилось, и свежий ветер подул в кабинет.
– Хотел проверить, не потерял ли сноровку. – Профессор вернул маузер хозяину.
– У вас мозг математика и руки хирурга. Вы – бриллиант, профессор.
Они вместе вышли из душного дубового кабинета в тот момент, когда первые капли падали на белый мраморный парик Лейбница на подоконнике.
1924
Было холодно, потому что февраль не пускал март согреть мир. Тогда Викто́р не знал почему, потому что никто не знал. Соседние страны разорвали всяческие связи, обвинили друг друга в агрессивной политике в отношении Эрматра, куска земли в триста на четыреста километров, богом заброшенного странного места, о котором почти никому ничего не было известно. Виктор приехал с Марлен из соседней страны только полгода назад, у него был отпуск, и это было замечательное время, они отдохнули на побережье, наслаждались лучами солнца, освещавшего курорт Сан-Актуан де Рьюи, купались в море и считали, сколько дней им осталось не думать ни о чем, кроме заказа ужина в ресторане. Марлен тогда сказала, что беременна и что рада, что Виктор узнает это в Сан-Актуан де Рьюи, который, конечно, является Раем на Земле, а они, конечно, Адамом и Евой в этом Раю. Кажется, это было после того, как они на новом «Бьюике» отправились любоваться закатом в местечко под названием Лидо-эль-Эспадроме – шикарный курорт, нетронутая природа, первозданная в своей красоте. Это был прекрасный вечер, Виктора охватило ощущение, что солнце собиралось бухнуться в воду, но оно вошло в горизонт так незаметно и медленно, как нож входит в теплое масло, не нарушая его внутренней структуры. Она сказала, что беременна и что счастлива. Виктор ничего не ответил, а если бы и мог – не запомнил бы, потому что был весь погружен в счастье, чувствовал его буквально повсюду, в каждом атоме мира и особенно рядом с ним с самим, оно материализовалось в Марлен, оно стало Марлен, и только когда он это понял, он осознал, как сильно любил ее.
Это