но в сердце – всего больнее.
Пусть я умру. Один. Пусти.
Смогу, я знаю,
так страх свой сжать в горсти,
что пульс сломаю.
Вот, Господи, кто вновь Твой строит за́мок:
вчера дитя, наученный от мамок,
как руки складывать пред входом в храм
фальшивым жестом из постылых драм.
Не знает правая, что делать с левой –
дать Богу знак или бежать от гнева?
О, слишком много – две руки.
Ещё вчера – валун на дне реки –
был лоб омыт часов потоком, –
всё только рябь, всё волны на широком
лице воды, но глянет небо оком,
нависнув ненароком, невпопад…
тот взгляд
сегодня погружён в пучины
истории всемирной, дух причины –
под следствием до Страшного Суда…
Нам явят Лик пространств иных глубины:
Свет не от света, Тень – не от лучины,
начнёшься Книгой Ты, как никогда.
Ты – благодать, и Ты её закон,
созрели мы, борясь в Твоём же лоне,
Святая родина, где мы – в полоне,
Ты – лес, в котором мы плутаем, сони,
Ты – песнь, молчальники мы в общем стоне,
Ты – сеть времён
с уловом беглых чувств в конце погони.
Так взялся Ты в бесчисленных бутонах,
в тот день, как, радуясь, посеял нас, –
так зрели в солнцах мы Твоих бездонных,
так разрослись, пробившись в щель и в паз, –
что мог бы в людях, в ангелах, в Мадоннах
Ты в этот тихий завершиться час.
Со склона неба, простирая длань,
прости: во тьме мы строим, Божья Рань.
Мастеровые мы: и строим вместе
Тебя, высокий неоглядный свод.
Но вдруг однажды, словно блик на жести,
блеснёт приезжий мастерством предвестий –
иначе он, нежней, кирпич кладёт.
И мы с лесов сходить не будем шатких,
и молот будет бить до ломоты
в плечах, пока, лучащийся в отгадках
Твой, Боже, час не поцелует хватких,
в лицо нас. Ветер с моря – Ты.
И выше гор – грома́ и грохотанья,
согласный стук кидает стык на стык.
Лишь в сумерки оставим тёмный лик:
и, проступив, забрезжат очертанья.
Как Ты велик!
Ты так велик, что я в Твоей тени
не существую, вопреки завету.
Так тёмен Ты, что моему рассвету
нет смысла брезжить в те же дни.
Высоким валом – Воля эта:
рассвет в ней тонет искони!
Но до чела Господня доросла
моя тоска, мой бедный ангел света,
не узнан, не прощён и без ответа…
до Господа – концом крыла.
Нет, не летать – полёт постыл ему,
где стаи лун безжизненны и дики
и берега скрываются во тьму.
Огромных крыльев огненные блики
раздвинут дуг Твоих надбровных тень,
чтобы открылось вдруг,