воздух. Промежность горит огнем. Кожа покрывается испариной. Дез разводит пальцы внутри меня, причиняя лёгкую сладкую боль, и тут же ладонь опускается на другую ягодицу с хлопающим звуком. Сильнее давит на клитор круговыми движениями. Третий палец проникает внутрь и растягивает сокращающееся лоно. Бёдра напрягаются, подрагивая. Ещё шлепок. Как ожог.
– Аааа, – вырывается само из горла.
Ещё шлепок. И непроизвольный стон. Мышцы ног заходятся крупной дрожью. Ещё…Уголки глаз намокают. Кровь долбит в виски, прилив к повисшей вниз голове. Кожа на ягодицах становится болезненно чувствительной, тонкой как пергамент. Подушечки мужских пальцев рисуют узор на пылающей поверхности, едва касаясь, словно перышком. А потом снова жалящий удар, лишь стоит расслабиться. И ещё, ещё, ещё. Слёзы текут по щекам и капают на пол. Я вообще перестаю что-либо понимать. Лоно жадно сжимает быстро трахающие пальцы, распахивается навстречу. Чавкающие звуки смешиваются со звуками шлепков и моих хныкающих вскриков. Низ живота пульсирует. Горит так, что даже боль от ударов становится нестерпимо сладкой. Поясница выгибается сама навстречу ритмично порющей руке.
Я развожу бёдра шире, подставляясь пальцам. Мычу что-то несвязное. Перед глазами плывёт перевернутая картинка. Лоно сжимается, тесной перчаткой обхватывая терзающую его руку. Шлёпок, ещё. Звон будильника в ушах. И тело скручивает крупная судорога, взрываясь невероятным облегчением. Прайм перестаёт меня держать, и я просто сваливаюсь с его колен, оказываясь на полу.
Смотрю невидящим взором в потолок, всё ещё мелко содрогаясь, поджимая ноги. Перевожу мутный взгляд на своего хозяина. В голове зарождается какая-то дурь. Прайм кажется мне властелином мира, самым прекрасным существом во Вселенной. А моё положение у его ног единственно правильным. Вот бы он позволил вечно тут лежать, целовать носки его ботинок…Мой повелитель неожиданно хмурится, а я готова разреветься от одной мысли, что сделала что-то не так.
– Так, хватит. В глаза смотри, – Дез грубо хватает меня за локоть и поднимает с пола. Усаживает на колени себе.
Я морщусь, сидеть откровенно больно, и с готовностью впиваюсь в его светящуюся радужку взглядом. Тихо жалобно скулю, так как ощущаю, что он рвёт незримую связь между нами и отдаляется от меня. Моргаю один раз, второй…
И, когда наконец прихожу в себя, тишину в комнате разрезает звон пощечины. Я так зла, что даже не успеваю взвесить последствия. Весь ужас пережитого унижения накрывает с головой.
– Не смей больше в голову мне лезть, ясно? – шиплю хрипло. Откашливаюсь, горло неприятно саднит после истошных воплей, что я тут издавала. Ещё одно неприятное напоминание.
Прайм медленно потирает пострадавшую щеку, но никакого раздражения не выказывает.
– Это невозможно. Я так насыщаюсь, так что привыкай, – его губы растягиваются в подобие улыбки.
Горячие ладони скользят по моей спине, заставляя тело одеревенеть от напряжения, и легонько сминают пылающие ягодицы. Я болезненно охаю. Руки тут же