принялся. Навоз выгреб, сена свежего с сушилок снял и козам дал, воды в поилку, зерна в корыто. Так за работой день и пролетел. А к вечеру, когда уже засыпать начал, привиделось ему чудо.
Будто по хлеву люди ходят. Да не просто, а мельтешат подобно огонькам лесным. Кто будто сено козам даёт, кто воды. Вроде девочка какая-то вбежала, коз подоила и убежала. Вновь вбежала, подоила и убежала и ещё с десяток раз. И каждый раз то одёжа у неё другая, то косы по-разному заплетены. И кажется бате моему, что будто с каждым разом старше она. Подивился и уснул.
На утро всё во новой началось. Ворота заперты, вокруг тишина и только козы пыхтят. Молока напился, да и за работу принялся. Целый день трудился, как полагается. Навоз вычищал, шёрстку козам расчёсывал, да и всё остальное делал, чего там полагается. Я уж и не упомню сам, чего мне батя рассказывал.
Вечером опять видения такие начались. Мельтешат люди, будто огоньки лесные. А девочка та уже и вовсе не девочка. Женщина взрослая. Да что не миг, то старше она. Вот с ней уже и другая девочка бегает, помогает. Да также, каждый раз, моргнуть только успеешь, а она уже взрослеет.
И в третий день всё также произошло. Только вот уже и та, вторая девочка девочкой не была. Перед тем, как заснуть, старушкой преклонных лет батя её разглядел.
На четвёртое утро проснулся он от того, что собаки гавкают и петухи кричат. Глянул, а ворота в хлев распахнуты. Вышел не смело, ожидая, что кинутся на него местные, а они только здороваются. Да и хутор вроде другой совсем. Хаты другие, вокруг изгородь из камня.
– С окончанием повинности твоей. – вдруг обратился к бате какой-то старик.
– Спасибо. – отвечает батя. – Да разве ж это повинность, три дня за козами ухаживать. Скорее отдых. Так сладко, как в хлеву я давно не высыпался. Столько молока парного, как за эти три дня, я сроду не пил.
– Три дня? – усмехнулся старик. – Мне шестьдесят восемь годков. И когда я родился, ты уже в повинниках трудился у нас в хлеву.
– Да не выдумывай, старче. – засмеялся отец. – Не бывает так.
– Не бывать, то оно может и не бывает. Но, говорю, как оно есть. – похлопал старик папаню моего по плечу, вроде как с сочувствием и даже жалостью.
Побродил батя по хутору, подождал. Никто из местных к нему никаких вопросов не имеет. Некоторые только сочувственно головой качают. Удивился он, та потихонечку уйти решил. Всё подвоха ждал, что накинутся и к мерзавскому столбу привяжут. Но нет. Дела никому до бати не было.
Пошёл он к деревне своей пробираться, да с большим трудом дорогу отыскал. Будто лес за три дня так поменялся, что все тропы спутал. На силу, редких путников встречая и расспрашивая, выбрел к родной околице. Да вот только деревню свою с трудом узнал. Хаты совсем другие, огромные. Огороды вокруг разбиты. Народу тьма, хозяйство на каждом дворе такое богатое, что аж чуждо. И смотрят все на батю, как на чужака. В ком знакомого узрит, обрадуется. Да не долгая радость та. Не знакомый