о смерти и о власти.
– Елена, принеси еще вина.
– Моя вина, и боль порвет на части
Был врач с утра, он говорит, что там
В его горевшем теле без остатка
Нет больше жизни, я же все отдам,
Чтоб выжил он, как горько и как тяжко
Нам оставаться, если тот роман
Не будет издан, только тени бродят,
И Берлиоз проходит по стопам,
А он и критика с собой приводит.
3.
Две женщины сидели у огня,
Когда вошел растерянный Фадеев,
– Не надо вам. – Но он просил меня,
И замер лишь на миг у этой двери.
А там такая мука, мрак и боль,
Что ничего живого не осталось.
Елена каменеет – Что с тобой? —
Спросила Анна. —Нет, – и разрыдалась, —
– Я не могу остаться без него,
А он опять твердит мне о Пилате.
Томленье под луной и торжество,
И странный сон. – Ну не терзайся, хватит.
Две женщины сидели у огня,
Когда ушел писатель, не прощаясь,
Войти туда, еще его обнять.
Но замерли, и у огня остались.
4.
Плыла луна за призрачным окном,
И кот шагал отважно по карнизу.
– О ком ты милый? – В городе чужом
Причал и Адмирал, я это вижу.
Там снова двое, отправлялись в путь,
И только тень Летучего Голландца,
Мне надо уходить, но не забудь.
Про наш роман, издай и не сдавайся.
Она вернулась к Анне: – Не могу,
Остаться с ним и так его оставить.
Нет, я не плачу, и себе не лгу,
Но сколько можно перед ним лукавить.
Хлебнули снова красного вина,
Оно сжигало душу без остатка.
– И вот тогда осталась я одна, —
Сказала Анна горестно и сладко.
5
2010
– Ты Мастером меня уж не зови,
Пусть он не будет на тебя в обиде.
Елены нет, в объятиях Любви,
Я вижу горизонт и бурю вижу.
Они опять вернутся в этот час,
Они придут из странствия былого,
И адмирал остался среди нас,
И нам вернет он Мастера, и снова
Спаси его, ведь ты должна спасти
Живи, пока не изданы Романы.
И только кот проказник на пути,
Какой он черный и какой он странный.
6.
1940
И вздрогнет Анна, этот дикий крик.
Охватит тело, атакует душу.
– Елена, что там. – Там его двойник
Явился к нам, мой хрупкий сон нарушив.
– Но что же с ним? – Я не могу войти.
Тогда так тяжело вставала Анна
И шла к двери, чтоб душу отпустить
Туда в простор немой и безымянный.
А март уже ярился за окном.
Весна и новый год, и к жизни новой
Он не вернется, там бокал с вином
И рукопись, о как бессильно слово.
– И это я ему, – она твердит,
Она не плачет, столько их в могиле,
И только