и стабильно.
– Тогда расскажи о… той картине, которую я у тебя купил.
Я кивнула, принимая подобную просьбу. Что ж, это вполне закономерное желание. Странно, что он не стал расспрашивать об этом в самый первый день. Обычно ценителям искусства важна история создания произведений, которые они собираются приобрести.
– Я… начала рисовать её очень давно. Кажется, лет шесть или семь назад. Я тогда ещё училась в школе… во всяком случае пыталась. В моей жизни было слишком много… сложных периодов. Но творчество всегда было тем, что меня спасало.
– А твоя семья? Она тебя не… спасала?
– Родители погибли, когда мне было тринадцать. Именно после этого я и поняла, что хочу посвятить свою жизнь творчеству. А ещё, да, начала рисовать ту самую картину.
О своём прошлом я говорила спокойно. Научилась этому за много лет. Когда кто-то спрашивал про семью или родителей, я никогда не испытывала растерянности, всегда отвечала невозмутимо и сдержанно. Всю свою боль и тоску я давным-давно научилась запирать глубоко внутри себя.
– Ты была одна в семье?
– Нет, нас двое. Я, и старшая сестра. После смерти родителей, спустя год, как только ей исполнилось восемнадцать, она взяла надо мной опеку, до наступления моего собственного совершеннолетия. Потом я закончила школу, и мы оставили родной юг, переехав в столицу, чтобы поступать и учиться.
– Почему на своей картине ты рисовала именно волка?
Я пожала плечами, забыв о том, что мужчина смотрит на дорогу, не видя моих жестов, а потом пояснила:
– Я не знаю. Наверное, этот вопрос можно назвать риторическим. Обычно принято считать, что в каждую свою картину художники вкладывают определённый смысл, скрытый мотив, идею, даже мораль, раз уж на то пошло. Я же… просто рисовала. Не думая. Брала кисти, краски и, вот. Получилось то, что получилось. Ну а вы, почему вы решили выкупить именно эту картину?
– Думаю, я тоже назову этот вопрос риторическим и воздержусь от ответа.
Я хмыкнула, вновь отворачиваясь к окну и задумчиво наблюдая за каплями, которые медленно ползли по боковому стеклу, движимые силой ветра.
А потом…
– Куда мы едем? – спросила с подозрением, поняв, что движемся мы не в сторону западной окраины города, где находилась моя собственная квартира, а в самую его середину, петляя по коротким, узким проездам между центральными кварталами.
– Я сегодня целый день ничего не ел. Хочу поужинать. Составишь мне кампанию.
– Дамир Эдуардович, мы так не договаривались! Мне нужно домой, – я искренне возмутилась подобной наглости.
Дамир мне не ответил, вместо этого резко свернул налево, останавливая машину прямо на тротуаре, практически у самых дверей одного из самых дорогих и пафосных ресторанов столицы.
Вышел из авто, хлопнув водительской дверью, а потом услужливо распахнул мою.
И всё это в полнейшем молчании, с холодной сдержанностью на бесстрастном лице. И лишь взгляд передаёт эмоции красноречивее любой мимики. Словно этот мужчина