Эриксен, архиепископ Упсальский Лаврентий Петри, епископ абовский Михаил Агрикола и королевский печатник Олоф Ларсон поднесли царю серебряный кубок с часами, обедали с ним в Грановитой палате и вынуждены были принять все условия мира, объявленные Иваном Грозным.
Написали в Москве перемирную грамоту на целых сорок лет, без всяких споров о рубежах с возобновлением старых границ времен отца и деда царя Ивана, скрепив ее печатями. Между тем, послам королевским была оказана такая честь, какой ни отец, ни дед царя никогда не оказывали их предшественникам: их встречали и провожали самые знатные московские бояре, угощали послов на царском обеде только на золоте – пышно и великолепно. Иван сделал также королю воистину царский подарок, отпустив из плена двадцать знатных пленников шведских и отправив их на родину с послами.
В связи с приездом шведских послов, среди которых были два протестантских священника – архиепископа Упсальский и епископ Абовский – у царя Ивана возникло желание устроить острый религиозный диспут относительно догматов христианской веры в православной и протестанткой традиции. Для богословских прений царь, естественно, пригласил первого русского книжника, своего наставника, митрополита Макария. Первому предстоятелю Русской Православной Церкви в присутствии царя пришлось столкнуться в споре с видным протестантским архиепископом и повести с ним острый религиозные прения на греческом языке.
Почем царь потребовал проведения религиозного спора между Митрополитом Макарием и шведским архиепископом Лаврентием Петри?.. Может, потому что находился под впечатлением осуждения еретика Башкина, в ереси которой так толком никто и не разобрался – жидовского или реформаторского, протестантского толка?.. Может, сам царь готовился к жестким прениям с католиками и протестантами?..
Суть спора царь сформулировал строго – по постам и почитании икон у православных и протестантов. Архиепископ Лаврентий Петри предложил вести прения на латинском языке, понятном и шведскому и русскому архипастырю, также хорошо знакомом и переводчику царя Ивана. Однако архипастыри все же выбрали для богословского спора греческий язык. Царь вначале был весьма рад выбору греческого языка для спора двух духовных пастырей, будучи уверен, что этот язык знает его переводчик. Однако греческий язык плохо знал царь и еще хуже его переводчик, который из страха за свою жизнь не решился в этом признаться. Переводчик «переводил» царю так, как он представлял себе канву полемики, однако более чем нелепо, не разумея смысла важнейших понятий и слов. Царю было явно недостаточно лицезреть лишь внешнюю сторону спора, поскольку внутренняя, самая интересная часть полемики православного и протестантского иерархов оказалась сокрытой от царя, посему он повелел прекратить историческую полемику, в знак благоволения и признательности за проявленную смелость, надев дарственную драгоценную золотую цепь на грудь архиепископа Лаврентия Петри.
Потом