головы в Москве – прежде всего Сильвестр с Адашевым – попытались склонить царя к развитию успеха на южном направлении, говоря, что переход на сторону Москвы Вишневецкого открывает широчайшие перспективы перед Русским государством. Никогда еще не видел царь Иван в таком возбуждении вечно постного Сильвестра и Алексея Адашева…
– Ведь в московское подданство Вишневецкий просился не один… – пылко и складно говорил Сильвестр. – Он владеет всеми плодородными землями от Киева до Дикого поля… Он передаст тебе Черкассы и Канев… Об этом ранее только можно было мечтать… Чем не плацдарм для наступления на Тавриду?.. От Канева и Черкасс до древней русской столицы рукой подать… В Тавриде моровое поветрие, а король Август нынче слаб и труслив, чтобы вооружаться на Москву… К тому же король и хан – давние враги…
Иван выслушивал иерея, не перебивая, с мрачным отрешенным лицом, но так и не проясняя свое отношение к просьбе Вишневецкого отойти к Москве с Черкассами и Каневым. Видя молчание и отрешенность царя, которые можно счесть за нерешительность и непонимание ситуации на юге, Алексей Адашев попытался развить слова своего соратника:
– В поход на Тавриду, на ослабевшего хана, потрясенного моровым поветрием… – Адашев сделал глубокомысленную паузу. – …А при желании Москвы и на Киев… – Адашев хитро переглянулся с Сильвестром. – …Храбрый атаман Вишневецкий мог бы поднять тысячи и тысячи казаков… К тому же в его распоряжении находятся несколько десятков пушек, отбитых у крымчаков при взятии Исла-Керменя и в других улусах…
– А как ты, Алексей, думаешь – оставят ли хан Девлет-Гирей и султан Сулейман храбреца Вишневецкого в покое?.. – спросил с усмешкой Иван.
– У султана связаны руки в Венгрии… – буркнул Адашев и снова переглянулся с Сильвестром.
– …Никогда для Руси не было еще такого удобнейшего случая истребить останки былого могущества татар, как сейчас… – снова пылко заговорил Сильвестр. – Татар за их прегрешения великие карает Господь… – Иерей вскинул ввысь указующий карающий перст, так хорошо знакомый Ивану по первому появлению Сильвестра в Воробьево после московского пожара, и продолжал возбужденным голосом. – …Караемые гневом Божьим крымские татары будут уничтожены…
Иван недовольно передернул плечами и, как бы размышляя, сказал негромко:
– Может, и не надо нам вмешиваться в кару Господню?.. Зачем идти войной на Тавриду, если она и так может пасть без всякого вооруженного московского вмешательства?..
– Так не бывает, государь… – заметил Адашев. – Вмешиваться придется даже после Божьей кары, о которой упомянул Сильвестр…
Сильвестр сделал вид, что его слуха не достигла легкая перепалка государя с Адашевым, и еще сильней возвысил голос:
– Вот ты, государь, спрашивал – оставят ли хан Девлет-Гирей и султан атамана в покое… Насчет султана не мне судить, хотя Алексей прав – руки у султана крепко повязаны,