и обнаружил в соседнем кресле довольно пожилую тетку вполне сельского вида, обратившуюся по-русски явно к нему.
– Да… вот, еду… Друзья у меня там застряли. Надо вывезти…
– Да, конечно… Правильно вы это… И я вот, тоже… – женщина явно обрадовалась, что можно поговорить. – Еду к своим. Хочу мужа и сына вытащить. Не хотят уезжать. Я говорю, идиоты, жизнь дороже! Вот я у дочки погостила в Бат-Яме неделю, так от тишины оглохла. А у нас, что ни день, грохот такой – сил нет! Ракеты падают, пушки стреляют. А муж мой не хочет. Дом купили, взяли ссуду в банке. И Андрюшка, сын, гундит: «Не могу, мама… перед друзьями стыдно».
Голос женщины уплывал куда-то, проваливался в дурман тяжелого, дорожного сна… Резкий рывок автобуса встряхнул его, господин Н. дернулся, озираясь, и насмешливый голос женщины произнес над ухом:
– Подьезжаем! Ты, милый, чухайся живее, в войну приехал!
Автобус рывками, взревывая, въезжал в город. Вернее, в то, что от него осталось. Господин Н. помнил уютный городок из желто-белого камня, россыпи ярких цветов на клумбах, пирамидальную зелень кипарисов… Ничего этого больше не было. А были клубы черного дыма над сгоревшей фабрикой, разбитые стены опустевших домов, зияющий провалами выбитых витрин торговый центр и серая пыль, висящая в воздухе.
– Где твои друзья-то живут? – спросила женщина. – В городе или в кибуце?
– В поселке Бейт-Гилель.
– Тогда тебе надо такси взять. Местные автобусы не ходят. Если, конешно, такси работает. За сто пятьдесят шекелей, пожалуй, довезет… – и, увидев изумленное лицо г-на Н., добавила. – А что ж ты хочешь? Под огнем кому захочется? Это ж риск. А знаешь што? Лучше, позвони, когда приедем, по этому номеру, – она, проворно достав из сумочки ручку, нацарапала на листике, вырванном из блокнота, телефон. – Это наш Центр помощи. Там есть такая Аня Верник. Дежурит в бомбоубежище при местном Доме культуры. Позвони, как приедешь. Она поможет.
И когда автобус уже заворачивал к автобусной станции, добавила с тревогой в голосе:
– Запомни… у нас тут пушки стреляют… на окраине города… И «катюши» падают. Так вот. Если сначала по ушам ударит, а потом эхо пойдет по горам – это наша батарея. А если вначале шелест такой в воздухе, а потом грохот, то чужая ракета упала. Так ты грохота-то не бойся, ты шелест слушай. Понял? Как услышишь, – падай, где стоишь! Ну, счастливо тебе!
Автобус резко остановился. Солдаты с шумом и грохотом посыпались наружу, женщина как-то сразу исчезла, пропала в водовороте зеленых солдатских спин, вещмешков и оружия, господин Н. вылез наружу, стряхивая остатки дорожного сна, и огляделся. Горный массив, усыпанный белыми домиками, резко поднимался к самому небу, за спиной – автобусная станция, непривычно пустая в этот час, а за ней плавно стекающий вниз, в долину, город Кирьят-Шмона, первый приют г-на Н. в Израиле. Прямо перед ним была стоянка такси. Одинокое такси желтого цвета скучало возле пустой будки, и тут же,