пальцами, лампа трещит, потом зажигается. Звучит голос Стентона:
– Осмотр рентгеновских снимков, выполненных через четыре часа после смерти. Снимки челюсти и зубов. На участках, которые не были разрушены пулями, зубы стерты так, что обнажены значительные участки корней. Кроме того, заметен признак, который много значит, – отсутствие лечения. На тех зубах, которые мы можем видеть, нет ни коронок, ни пломб. Можно сделать вывод, что этот человек никогда не был у зубного врача. Следует также обратить внимание, что на зубах нет округлостей и зазубрин, которые возникают при употреблении твердой пищи. Кроме того, челюстные мышцы слабы для человека с таким мощным телосложением. Это, вероятнее всего, означает, что он питался в основном растительной пищей.
Манкузо, копаясь крюком и пинцетом во рту трупа, дополняет лекцию Стентона:
– Эмаль зубов тусклая и покрыта трещинами, дентин мягкий. Шейки зубов оголены, десна втянута внутрь. Следует также отметить наличие в ротовой полости крупных язв, которые указывают на длительный дефицит витамина С.
Стентон, не веря его словам, направляет луч своего фонаря на то место, куда указывает закутанный в латексную перчатку двойной толщины палец Манкузо. Потом он произносит:
– Коронер Стентон подтверждает, что на трупе имеются язвы, характерные для цинги. В наше время такой синдром можно обнаружить только в странах, народам которых приходится долго и тяжело голодать. Должно быть, этот человек питался в основном вареными корнеплодами и овощами. В его пище почти или совсем не было плодов и мяса.
Манкузо накрывает ладонью микрофон, чтобы его слова не были записаны, и тихо спрашивает Стентона:
– Цинга? А почему бы не проказа? Когда ты в последний раз видел в Америке признаки цинги на трупе?
– Я вижу их в первый раз за всю жизнь.
Дверь личных покоев папы приоткрывается. Пол скрипит. Личный секретарь папы, шурша сутаной, наклоняется к уху его святейшества и вполголоса докладывает, что последние из кардиналов только что прибыли и что церемония открытия Третьего Ватиканского собора начнется, как было намечено, в шестнадцать часов. Папа кивает и шевелит рукой. Ладонь у него вялая от слабости. Секретарь подает ему графин с водой на серебряном блюде и уходит. Двери закрываются за ним.
С колокольни базилики раздается звон – призыв к верующим помолиться Богородице. Когда колокола кончают звонить, в комнаты папы снова проникает далекий шум толпы туристов на площади Святого Петра. Камано и его святейшество сидят в кожаных креслах. Папа наклоняется к кардиналу и говорит:
– То, что я сейчас хочу вам рассказать, ни в коем случае не должно выйти из стен этой комнаты. Особенно во время собора, когда в коридорах Ватикана бродит столько любопытных пар ушей на двух ногах. Вы хорошо меня поняли?
– Да, ваше святейшество.
Папа берет графин, наполняет водой два хрустальных стакана и подает один из них кардиналу. Тот ставит стакан на низкий столик.
– Это