себе зимовую стоянку в крепости, остальные войска уже переправлялись за Сунжу, откуда им предстоял далекий путь в неведомые Дагестанские горы.
Как славный памятник ермоловской эпохи сохранялась долго, почти до наших времен, та скромная уединенная землянка, в которой во время возведения Грозной жил и трудился сам Алексей Петрович, перенося лишения наравне со своими товарищами-солдатами. И всякий путешественник, был ли то царственный муж или простой человек, с одинаковым благоговейным чувством приходил видеть эту бедную землянку, из которой, по выражению Муравьева, «при малых средствах исходила та сила, которая положила основание крепости Грозной и покорению Чечни». В углу двора обширного и пышного дворца, «как укоризна нашему времени, полстолетия стояла она, хранимая уважением к славной памяти героя-вождя. Но то, против чего бессильно было время, разрушено невежественным равнодушием к славе предков и памятникам ее. Один из позднейших воинских начальников Грозной, по непонятным, ничем не объяснимым побуждениям, приказал снести эту ветхую землянку – и предмет гордости всякого истинно русского сердца, предмет благоговейного почитания старых кавказцев исчез. Но не исчезла память о нем, и не стереть ее ни времени, ни равнодушию к славным преданиям нашей седой старины.
VI. КРЕПОСТЬ ВНЕЗАПНАЯ
На северо-восток от Чечни, за Качкалыковским хребтом, на обширной плоскости, раскинувшейся между нижним Тереком, Каспийским морем, Сулаком и последними отрогами Ауховских и Салатавских гор, живут андреевские, аксаевские и костековские племена татарской крови, известные под общим именем кумыков; в образе жизни они почти ничем не отличаются от чеченцев, но нравом значительно мягче и спокойнее.
Кумыкская плоскость орошается только четырьмя мелководными, вытекающими из горных ущелий речками (Аксай, Яман-Су, Ярык-Су и Акташ), из которых притом ни одна не достигает моря, теряясь в камышах и болотах, образуемых их водами, и потому население ее, по словам Ермолова, было ничтожно.
Сохранилось предание, что начало заселению этой плоскости кумыками положили выходцы из соседнего с нею шамхальства. У одного из тарковских шамхалов, говорит оно, был сын Султан-Мут, рожденный от простой кабардинки и потому, по коренным обычаям страны, не имевший тех прав, какие получают дети от матерей княжеской крови. Изгнанный братьями, он поселился близ нынешнего Чир-Юрта и, терпя крайнюю бедность, своими руками обрабатывал поля. И по сих пор еще близ Болтугая, на тех полях, которые, по преданию, были возделаны им, существует курган, носящий название Султан-Мут-Тюбе.
Потеряв надежду получить от братьев удел с доброго согласия, Султан-Мут удалился в Кабарду, собрал, при помощи родных по матери, войско и вооруженной рукой овладел участком земли на правом берегу Сулака. Там он заложил деревню, на самом месте нынешнего Чир-Юрта, и поселился в ней со своей кабардинской дружиной.
Слава о его уме, храбрости и