о социалистической законности, мы многих выпустили из тюрем, даже и таких, которых, может быть, не надо было выпускать… Мы располагаем фактами, когда некоторые из них ведут вражескую работу. Тут надо быть бдительными, и людей, которые попробуют вести антисоветскую агитацию, щадить не будем, снова в тюрьмы сажать надо.
Слова руководителя комсомола, произнесенные уже после ХХ съезда и хрущевского доклада, достаточно точно характеризуют отношение к процессу освобождения репрессированных при Сталине людей: вынужденный, но нежелательный шаг. Сам Александр Николаевич кровожадным не был.
– С другой стороны, – продолжал Шелепин свою речь на пленуме ЦК, – есть в вузах такие люди: ему семнадцать лет, школу закончил, пошел на первый курс, у него каша в голове, ничего не соображает. Или он послушал Би-би-си или «Голос Америки», или он прочитал газету югославскую «Борба» или какую-то польскую газету, и он начинает соображать. Я хочу привести ленинское указание: «Таким людям надо всячески помогать, относясь как можно терпимее к их ошибкам, стараясь исправлять их постепенно и преимущественно путем убеждения, а не борьбы».
Венгерские события, когда правящая партия мгновенно утратила власть, напугали и советских руководителей. 13 мая 1957 года они встречались с членами правления Союза писателей СССР. Выступил Хрущев, он говорил два часа.
«Пересказать его речь невозможно, – вспоминал Вениамин Александрович Каверин, автор знаменитого романа «Два капитана». – Между бесформенными кусками не было никакой связи. Начал он с заявления, что нас много, а он один. Мы написали много книг, но он не читал, потому что, «если бы он стал их читать, его бы выгнали из Центрального Комитета». Рассказал, что приказал Жукову покончить с венгерскими мятежниками в три дня, а Жуков покончил в два. Вот здесь он и перешел к разговору о том, что некоторые писатели у нас, подражая венграм, попытались «подбить ноги» советской литературе. Как ни бессвязна была речь Хрущева, смысл ее был совершенно ясен. «Совершенно правильно, по-государственному, поступили те, кто ударил их по рукам». Пахло арестами, тем более что Хрущев сказал: «Мятежа в Венгрии не было бы, если бы своевременно посадили двух-трех горлопанов»…
Стоит ли удивляться, что при таких настроениях чистка органов после ХХ съезда не удалась.
В Донецкой области комиссию по пересмотру дел возглавил секретарь обкома Александр Павлович Ляшко. Он считал необходимым провести над виновниками массовых репрессий открытые судебные процессы.
«Ко мне пришел один посетитель, – рассказывал Ляшко. – Он от звонка до звонка отсидел восемнадцать лет. Его, обвиняемого в участии в правотроцкистской организации, на допросе жестоко избивали. Он сказал: «Я встретил своего палача, избивавшего меня резиновой дубинкой». И назвал фамилию.
Явившийся по моему вызову сотрудник госбезопасности рассказывал, что их группа, позже откомандированная на Северный Кавказ, получила задание уничтожить две тысячи врагов народа.