счет за стирку белья, или тот факт, что уголь подходит к концу, или вопрос о рыбе на пятницу. С рыбой Пастору особенно трудно было угодить. Попросту говоря, он ел только самые дорогие её сорта; треску, путассу, кильку, скат, сельдь и копченую рыбёшку Пастор отвергал.
Между тем, Дороти необходимо было решить вопрос с мясом для обеда, то есть, для ланча. (Здесь Дороти была особенно осторожной и, в угоду отцу, называла обед ланчем, – конечно, когда не забывала об этом. С другой стороны, вечернюю трапезу, по правде говоря, и не назовешь ничем иным, как «ужин», а потому «обедом» не называлась в доме пастора никакая еда). Сегодня на ланч лучше приготовить омлет, решила Дороти. Пойти к Каргиллу она не решалась. С другой стороны, конечно же, если у них на ланч сегодня будет омлет, а на ужин яичница, саркастических замечаний со стороны отца не избежать. В прошлый раз, когда в их меню яйца оказались дважды в день, он холодно поинтересовался: «Ты завела птицеферму, Дороти?». А завтра ей, возможно, отпустят пару фунтов сосисок в Интернешнл, тогда вопрос о мясе можно будет отложить еще на два дня.
Эти следующие тридцать девять дней, с тремя фунтами, девятнадцатью шиллингами и четырьмя пенсами на всё про всё, закрутились в воображении Дороти, захлестывая ее волной жалости к себе. Но Дороти это тут же пресекла. Ни за что, Дороти! Не хнычь, ну, пожалуйста! Доверься Богу, и все образуется. (Матфей, 6:25). Господь даст тебе все. Даст ли? Дороти убрала правую руку с руля велосипеда и потянулась за булавкой, но тут неблагочестивые мысли отступили, ибо в этот момент она увидела перед собой красное лицо Проггета, который, стоя у обочины, почтительно, но нетерпеливо приветствовал ее.
Дороти остановилась и слезла с велосипеда.
– Прошу прощения, мисс, – сказал Проггет. – Я поджидал вам тут, чтобы поговорить. Дело особое.
Дороти сдержала глубокий вздох. Если Проггет захотел поговорить с тобой о чем-то особенном, то ясно, что за этим последует. Не иначе как новая порция тревожных новостей о состоянии церкви. Проггет был человек пессимистичный, очень совестливый, и, на особый манер, преданный делу церкви. Интеллектуально не доросший до того, чтобы склониться к какому-то определенному направлению веры, благочестие своё он проявлял в исключительной заботе о состоянии церковных строений. Когда-то давно он решил для себя, что Церковь Христова – это конкретные стены, крыша и часовня Св. Этельстана в Найп-Хилле, а потому целыми днями бродил вокруг церкви, мрачно отмечая про себя то трещину в каменной стене, то изъеденную жуками балку, и, конечно же, обращался к Дороти, требуя починки, которая стоила бы невероятных денег.
– Что такое, Проггет? – спросила Дороти.
– Ну вот, мисс, это… эти… – за сим последовали некие особенные, непонятные звуки, образовавшие не слово, а намек на слово, – так уж произносил слова Проггет. Казалось, что начиналось это слово на букву «б». Проггет был из тех мужчин, которые не могут обойтись без брани, но, вспомнив, что клялись не браниться, спохватываются и не дают слову сорваться