ничего отсудить. Я бы и не пытался. В тот вечер мне хотелось оставить там все свое состояние, но Нина много не взяла. Я уговаривал, объяснял, что их жизнь теперь изменится, что я страшно виноват и готов взять на себя ответственность за прошлые ошибки. Но женщины бывают такими гордыми. Она уперлась – нет, нет, ничего не надо. Только девочке на еду и одежду. Она не хотела меня снова пускать в свою жизнь. Нина постарела. Ничего в ее лице и фигуре не напоминало о той девушке, с которой я когда-то завел роман. Я понял, что сломал ее тогда, девять лет назад, и она мне этого никогда не простит.
Борис Михайлович помолчал, глядя в чашку. Мне казалось, ему очень трудно смотреть мне в глаза, потому что он боялся увидеть в них осуждение. Мальчик Иван тоже смотрел куда-то в сторону, водя ручкой по пустому листу блокнота. Ему явно было неловко присутствовать при откровенных излияниях железного начальника.
Я спросила:
– Если мать Алены настаивала на минимальной помощи, как так получилось, что девочка оказалась в Москве и сделала карьеру? Не без вашей же помощи?
– Конечно, не без моей. Я никогда не относился к словам Нины серьезно. Когда мы с Аленой встречались, я баловал ее как мог. Но пока дочь была маленькая, мы с ней это не афишировали. Просто гуляли, ходили в кино, я покупал ей вещи, сладости, игрушки. Отделал для нее большую комнату в своем доме, где она оставляла бо́льшую часть этих подарков. Алена не хотела расстраивать мать. Она была очень умная и правильная девочка, бесконечно преданная Нине. Ей хотелось жить лучше, хотелось воспользоваться моими деньгами, возможностями, но она понимала, что это ранит маму. И до поры до времени терпела эту бедную жизнь. Когда она была подростком, мы с ней договорились – Алена хорошо учится, поступает в любой вуз, какой выберет – с моей помощью или без, – и рано или поздно переезжает в столицу. Там я смогу ей помогать, и, в конце концов, она уже будет совершеннолетней. Не все же жить по материной горделивой указке. Знаете, Алена стала моим вдохновением и талисманом. У меня все стало получаться – бизнес начал расти, прибыль увеличиваться. Я словно обрел новые крылья рядом с ней, как бы пафосно это ни звучало.
– А потом Алена закончила школу, университет и переехала в Москву, – продолжила я.
– Она всегда хотела быть актрисой. Когда дочь бывала у меня, она постоянно смотрела фильмы на домашнем кинотеатре. Но Нина и слышать об этом ничего не желала. Стоило завести разговор о театре или кино, и она начинала истерически орать – мол, в этой среде одни содержанки да шлюхи, а она не для того дочь растила, отдавая последнее, чтобы из нее вышло что-то столь беспутное. Алена приняла эту позицию матери, хоть я и убеждал ее решать самой, кем быть. Она поступила в Тарасовский университет, выучилась на экономиста. Я предлагал ей любой другой факультет и университет. Мне казалось, это мелко для нее, я хотел, чтобы у нее было все. Думал заинтересовать ее своей сферой и в будущем, может, передать ей управление компанией. Но она говорила, что это убьет мать. Нина была слишком озлоблена на меня и на весь свет. Я понимал, в чем причина такого взгляда на