который граничит с жалостью, и я невольно кривлюсь. Ненавижу это.
Она откладывает шариковую ручку, которую всё это время перебрасывала из руки в руку и, сцепив пальцы в замок, укладывает кисти и локти на стол. Не лучшая поза, если честно. Сейчас начнётся новый круг допроса, бесполезных разговоров, а я так устала…
– Ты же понимаешь, что тебе придётся общаться, Тай? Со сверстниками, такими же студентами, как и ты. Заводить новых друзей!
– У меня нет проблем с дружбой, – одёргиваю её.
– Ты знаешь, о чём я говорю, – она мягко улыбается. – Ты красивая девушка, Тайлер, и у тебя будет много поклонников, воздыхателей. Что ты будешь делать с этим? Давай это обсудим?
Хороший вопрос.
А что я буду с этим делать?
Нет, не то чтобы я не задавала его раньше. Задавала. Много-много раз. Просто ответа я так и не нашла.
– Совсем не обязательно, что меня кто-то будет замечать, – вновь пожимаю плечами. – Я буду жить в женском общежитие, посещать лекции, обходить стороной вечеринки, и год в итоге пролетит незаметно.
Она кивает, выслушивая мой самообман.
– Хороший план, Тайлер, – подбадривает меня. – Только вот чем отличается это от твоего домашнего заточения? Мой план состоял в том, чтобы ты уже начала жить. А не сменила одну темницу на другую. Пойми же, наконец, твоя болезнь психологическая, а не физиологическая. Ты не покроешься чёрными пятнами, если кто-то дотронется до тебя. Не исчезнешь и не растаешь. Прикосновения чаще бывают приятными. То, что случилось с тобой, это, скорее, исключение из правил.
– Я знаю, я работаю над этим, – поспешно вставляю, не желая слушать то, что слышала на протяжении последних трёх лет.
Я, конечно, люблю Джоанну, и она хороший врач, но её маниакальное желание меня починить почти всегда вносит диссонанс в мою размеренную жизнь.
Почему я согласилась на психотерапевта? Из-за отца, в первую очередь. Из-за таблеток во вторую. Последний рецепт Джоанна выписала месяц назад. Она считает, что мне больше не нужны успокоительные, а мне они нужны. Особенно сейчас…
– Хорошо, – тихо вздыхает миссис Джонс, глянув на изящные часы на запястье. – У нас осталось пять минут и давай поговорим о том парне.
– Но мы говорили. Много-много раз, – закатываю глаза.
– Дверь в комнату с грохотом открылась, ворвались неизвестные, – начинает она, будто бы не слыша меня. – Что дальше?
Горько хмыкаю. Что дальше? Но я же ни черта не помню!
– Ничего нового я добавить не могу, – начинаю заводиться. – Он меня спас, а потом… больница! Всё!
Но это не всё. Его слова о том, что он не позволит больше мне навредить, всё это время сидят в моей голове и повторяются как заезженная пластинка. Я поверила ему тогда. Странно, это единственный парень, которому я смогла поверить, пусть и не знала, кто он.
Пыталась ли я его искать? Нет. Мне было стыдно, ведь я оказалась в том мотеле по собственной глупости. Только покидая больницу, не удержавшись, спросила у врача, о том, кто меня доставил. Но врач не знал, сказал лишь, что их было трое. И они исчезли так