попал сюда, то считай – повезло! За другие места говорить не буду – не знаю. И, что очень похвально, здесь можно говорить все, о чем думаешь, и ничего тебе за это не будет. А богохульство так вообще приветствуется. Тем самым ты как бы вступаешь в диалог со Всевышним, стало быть, ему собеседник и ровня.
На этой почве у нас тут, Аркаша, развелось столько философов, что проходу от них нет. Оно и неудивительно, если даже на земле пять тысяч философских учений. Тут некоторые умники убеждают друг другу, если существует второй уровень, то непременно должен быть и третий, и четвертый. Иные даже и двухзначные цифры называют. Я же себе такими вопросами голову не забиваю, в бесполезных спорах не участвую. Скажу только одно – жить здесь можно».
От общения с дядюшкой земная жизнь Аркадия окончательно наладилась. Как и подобает всякому гению, он бросил в огонь начало второго тома своих «Крестовых походов». Написал легкомысленную повестушку. В издательстве за нее уцепились, как утопающие за надувной матрац. Выдали аванс, но при условии, чтобы в книге не будет терзаний, убийств и душераздирающих сцен. Кому надо, мол, пусть читают Достоевского – все равно страшней и запутанней не напишешь.
На полученный аванс Аркадий купил сестренке Светлане приличную шубку, а себе – авторучку «Паркер». Отныне его перо рыскало по бумаге как фокстерьер, учуявший след. Иногда Аркадий так увлекался, что не мог остановиться. Когда же останавливался и смотрел на бумагу, то не мог уверовать в свое авторство. Для отрезвления поднимался со стула и подходил к зеркалу. Но оттуда на него смотрели Джейкобс и Ярослав Гашек, подмигивал Чехов и Аверченко. А вот писатели-народники или почвенники никогда в зеркале не появлялись.
Но однажды с творческим полетом молодого писателя случилась катастрофа. Болдинская осень была прихлопнута, подобно мухе. В квартиру позвонили. Аркадий открыл дверь. На пороге стоял его родной дядюшка Вениамин Петрович Бурега – живой и невредимый, в натуральном физическом, хотя и потрепанном, виде.
– Аркаша! – дядюшка бросился с объятиями и поцелуями. – Наконец-то! Как я рад тебя видеть!
Аркадий похлопал дядюшку по спине, убеждаясь в его телесной сущности.
Вениамин Петрович заметно постарел и осунулся. Вскоре, расположившись на кухне, он рассказал свою историю.
– Тебе, Аркаша, очень и очень повезло! – сказал дядюшка, опрокидывая рюмку. – Как писателю, будет интересно узнать, где я пропадал?
– Еще и как интересно.
– В Африке.
– Где?
– В Африке. В Петагонии. Я разбился о гору в условиях плохой видимости.
– Насмерть?
– Как это насмерть? О чем ты говоришь?
– Так вы… вы в других местах не бывали?
– Какие другие? Там непролазные джунгли. Слава богу, что вырвался. Ох, и натерпелся я, Аркаша!
После четвертой рюмки дядюшка более подробно поведал о своих злоключениях.
– Аркадий, это большое чудо, что ты меня видишь живым и здоровым.