сказал тот, садясь напротив.
– Как ты можешь жить без рабов?
– Доверяю только себе.
Зная, что Египтянин прав, Ицар Карийский согласно промолчал, отгребая от берега, но, потом, не удержавшись, со смехом заговорил – словоохотливость напала на него от радости бытия.
– Самые верные рабы – самые тупые! Но от этой своей тупости они – так же, как близкие нам люди – подставляют нас под все опасности и гибель, сами того не понимая! О боги! Как коварна любовь и верность наших близких, любящих нас!
Сильными гребками он погнал лодку, и уже скоро в открытом море их окружили голубые волны – с волшебной легкостью, с ласковым шумом они держали на себе лодочку, подталкивали ее, покачивали, точно невесомую скорлупку. Волны – сверкающе чистые, ясноглазые – плескались вокруг, словно в пленительной игре.
Радость бытия заливала мир. И как часть этого мира Ицар с силой греб, наслаждался плещущей игрой волн, любовался Гелиодором, его египетским безбородым лицом. В свои неполные тридцать лет Гелиодор столь утонченно красив, что глаз не оторвешь от каждого его выражения лица, поворота головы, движения, взгляда.
Ицар весело рассмеялся.
– Я вижу, и ты сам Гелиодор, смотришь на меня с удовольствием! Ведь я – твое творение, я заново родился и живу, благодаря тебе!
– Ты выздоровел, потому что твоя жизненная сила не иссякла, – поправил его Египтянин.
Кариец притих, но, помолчав, вновь расхохотался во всё горло.
– Берегись, Гелиодор, я могу поймать тебя на слове и откажусь платить за лечение! Но ты смотришь на меня снисходительно – как на рыбу, которая давно заглотила наживку, и все ее трепыхания и дерганья бесполезны!
Мы знакомы с тобой полтора месяца – в Галикарнассе впервые встретились, и там о тебе ходят самые удивительные рассказы! Кто ты такой, Гелиодор – врач или маг, жрец неведомого бога? При дворе царицы Артемисии мне о тебе рассказывал Аристодор Смирнский – он клялся, что знает тебя!
Египтянин насмешливо произнес:
– Я его знаю, но он меня – нет.
Ицар в одобрительном смехе выставил все свои белые зубы. Он играючи легко греб. Наслаждался силой своих движений, сверкающей красотой шумящих под солнцем волн, скольжением лодочки по голубой глади моря.
Продолжал выспрашивать:
– Неужели правда, что возле Милета ты околдовал разбойников, которые на тебя напали? А что толкуют о правителе Иераполя, которого ты кормил особой едой, и после этого он превратился в орла и улетел в небо? Правда, что через волшебный амулет ты привлек красоту и жизненную удачу сыну Пиксодара? Неужели всё это правда? – восклицал кариец и всё греб веслами, с неиссякаемой силой гоня лодку вперед, чтобы сделав полукруг, пристать к берегу с другой стороны мыса.
Гелиодор не собирался ничего отвечать. Он о себе и не такие выдумки слышал. Привык, что из-за его красоты, искусного врачевания и таинственных занятий люди относятся к нему, как к диковине.
А Ицар