и самодовольно.
Осмотрела помещение и приметила на полке у камина увесистую статуэтку, оценивающе взглянув на нее и взяв в руки, примерилась и запульнула ею в запертую дверь. Тишину, царящую в комнате, нарушил оглушительный грохот: ударившись о деревянное полотно и сделав в нем вмятину, статуэтка полетела на пол, звонко рассыпаясь на осколки.
Прислушавшись и подождав пару минут, так ничего и не дождавшись, сделала вывод: шум не произвел должного эффекта. И продолжила разрушения. В ход было пущено все, что попалось под руку: летали статуэтки, вазы, трещал стул, несколько раз брошенный в дверь и наконец запущенный в окно. Стекло, дребезжа осыпалось на пол комнаты и слетело с подоконника вниз, на тропинку у дома. Охрану, как ветром сдуло, но ко мне так никто и не явился. Дальше была табуретка. Рассыпалась она сразу, по комнате разнесся треск ломаемого дерева: и от двери, и от самой табуретки. Все эти звуки эхом отдавались по всему зданию. Я вошла в кураж, так никем не остановленная.
Лишь минут десять спустя, когда из окна мною было выброшено зеркало от сломанного трюмо, а снизу послышалось чье-то громкое ругательство, поврежденная мною прежде дверь в комнату распахнулась.
На пороге стоял Фаервуд. Он с грохотом захлопнул ее за собой, да так, что та, едва не слетела с петель. Я вздрогнула и, схватив с пола отломанную ножку табуретки, замерла. По телу непроизвольно прокатилась дрожь, как это бывало часто при его появлении. Но страх был сейчас каким-то вялым, несмотря на то что я ожидала увидеть кого угодно: прислугу, быть может охрану, но только не его. Тяжело дыша, с подозрением и готовностью сопротивляться, смотрела на герцога, а он на меня. С минуту мы оба стояли напротив друг друга, хмуро наблюдая за противником.
Я была распалена, раздражена и разгневана: просто в подобной ситуации мне больше ничего не оставалось. Никто не обещал, что я буду вести себя тихо. У него не было совершенно никакого права держать меня здесь! Убивать точно не убьет, я ему очень нужна, – это мы выяснили в храме, но тем не менее тревога присутствовала. Несмотря на адреналин, растекающийся по венам, я отчетливо понимала – смерть не единственное, что он может мне предложить. От представления возможных вариантов поежилась и посильнее вцепилась в палку.
– Простите, что побеспокоила вас и нарушила покой, – стараясь скрыть накатывающую тревогу, как можно более негодующе произнесла я. Вскинула подбородок и, храбрясь, добавила, наблюдая, как переведя взгляд с меня, герцог осмотрел комнату, оценивая нанесенный ей ущерб. – Мне было скучно!
– Я заметил! – рявкнул Фаервуд, вновь останавливая свой взгляд на моей скромной персоне в куче щепок и стекла.
В комнате ничто не осталось нетронутым; что не удалось сломать, было испорчено. Представила, как я должно быть выглядела сейчас со стороны: растрепанная, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, в грязном платье, с зазубренной ножкой в руках, на которых по-прежнему красовались повязки с проступающей кровью. Я