обернуться потеряй сознания. Забавно, как мозг, лишившийся насыщением кровью, может заставить твоё сознание «выключиться».
Столик возле окна. Удобные диванчики, обтянутые кожей. Шум кондиционеров, к которому привыкаешь спустя несколько минут, а через пять начинает казаться, словно это ветер шумит за пределами кофейного храма, заигрывая с ветвями деревьев и пальм.
Турция – удивительная страна. Здесь все сплелось меж собой прочными морскими узлами, когда деревья соседствуют с экзотической растительностью, и тебе начинает казаться, словно так и должно быть.
Так что же у нас все же было? Твоя съемная квартира в Мюнхене, в которой ты варил мне кофе без рубашки, затем небольшая студия в Стамбуле, не в самом лучшем районе, где до моря нужно было добираться не менее двух часов, три месяца жизни в Питере, а затем дом практически у моря, чтобы можно было заниматься любовью, слыша, как прибой что-то шепчет за окном, заглушая порой даже наше частое дыхание. На самом деле, по-настоящему счастлива я была тогда, в той старой квартире в Германии. С безвкусными обоями, старыми оконными рамами и слишком шумным сливным бачком, который часто мешал спать по ночам, действуя на нервы. Иногда мы ссорились, когда ты кормил меня обещаниями починить его, но это было что-то ребяческое, лёгкое и безобидное, как в школе. Мы быстро сдавали оружие и утопали в объятиях друг друга, возвращаясь туда, как в первый раз. Тогда все только начиналось – неопознанное, таинственное. Стамбул тоже сделал немало, но счастье, которое он нам подарил, оказалось слабее боли, когда мы открылись и доверились ему.
Я тушу окурок. Во рту привкус табака, пальцы теперь до обеда будет хранить запах его присутствия. Американо в следующий миг приятно обжигает язык, вынуждая прикрыть глаза от наслаждения. Руки скользят по невесомой ткани платья, натыкаются на скользкую и прохладную поверхность записной книжки на коленях – внутри разливается тепло.
На меня смотрит мужчина. Лет сорока, пронзительные синие глаза, словно способные пробраться под платье – от этого его взгляд кажется тяжелым. На нем костюм от Yves Saint Laurent, темная щетина аккуратно покрывает смуглое лицо. За сорок минут лицезрения меня он делает вид, что знает содержимое моей чашки вплоть до мелочей, я же – что его абсолютно не вижу.
– Что читаете? – он оказывается около моего столика. Теперь я могу отметить его высокий рост и статность.
Ты не был таким высоким, да и я не могу похвастаться этим. Мы просто всегда приятно дополняли друг друга, как ты и мечтал.
– Не читаю. Пишу.
В моём голосе не было враждебности, но и заинтересованности тоже. И последнее мне было куда важнее.
– Пишите? Так Вы писательница? – Его брови удивленно поползли вверх, а ещё он сделал такой жирный акцент на последнем слове, будто в нем было что-то постыдное и запрещённое, но все же протянул руку, без спроса занимая место напротив и продолжая:
– Меня зовут Эльбрус.
– Пока что нет. Необязательно быть писательницей, чтобы писать. Вам не кажется? –