Не понимая, что всё должно быть наоборот. Из-за того они и разрушают крепости, затапливают деревни. Потом мы кричим и проклинаем всех и вся. А нужно всего лишь понять природу. Не строить там, где теперь руины.
Витус подвёл кобылу к краю берега. Место для заселения керохийцы выбрали удачное. Рядом находилась заводь, царило умиротворение.
– Не думаешь, что мы нарушаем одно и то же правило? Везде и всюду? – размышлял Косьян вслух. – Оно одно. Не так сложно его запомнить.
– Проблема не в запоминании, – Витус приспустился ещё ниже, подтягивая к себе осторожничающее животное. – В понимании.
Вожак кивнул, соглашаясь с его выводом.
Одна мысль, вылетевшая на свет из головы Косьяна и сумевшая найти пристанище в голове незнакомого человека, сблизила их, словно двух долго молчащих философов, проживших несколько десятилетий среди невежд. Это приятное ощущение взбодрило сурового керохийца. Его рассуждений бы не поняли сородичи, да он и не пытался объяснить им очевидное. Скудный ум не замечает красот и правды.
Лошадь, проваливаясь передними копытами во влажный песок, приблизилась к воде, вытянула шею, и начала утолять жажду.
– Знаешь, что меня удивило? – Витус почерпнул в ладонь водицы и освежил ей лицо. – В такой глуши, да ещё среди керохийцев, мне повстречался мыслитель.
– Чаще в леса заходи.
– Я из них выйти не могу. Они повсюду. И в них обитает мало дружественных зверушек и людей.
– Мой народ не знает ласки, поэтому кажется таким бесчувственным.
– Женщин не хватает? – нелепо пошутил Витус.
– Я не о плотских утехах.
Чужак отступил от воды и, утопая в мокром песке, карабкаясь по крутому берегу наверх, поднялся к Косьяну.
– А ты где ласку познал? На севере её мало, – спросил он, счищая глину с подошвы.
– Я не одуванчик, но добро замечать умею.
– Твои сородичи предпочитают говорить топором.
– Им гораздо легче объяснять. И заметь, я сказал «кажется».
– Я не сомневаюсь, что вы друг друга нежностью из ведра поливаете. Другое дело чужаки.
– До них нам дела нет.
Витус протянул ему тесло и сказал:
– По отношению к чужому и судят человека.
– На то их и называют чужими, – Косьян улыбнулся и принял орудие. – Что нет к ним никакого отношения. И смысла притворятся, нет.
К берегу подошли две босоногие девушки в белых платьицах, скрывающих стройные фигуры. Девицы были хороши: на лица милы и свежи.
Витус смущено отвернулся от них.
– Девок ни разу не видел? – удивился его поведению Косьян.
– Видел.
– Пойдём, пусть спокойно делом займутся, – керохиец сурово глянул на молоденьких северянок, вытаскивающих из корзины грязное бельё, и пошагал к избам. – Ты правильно делаешь, что не пялишься на них. Такую наглость мы не прощаем.
Нежелательного когда-то путника Косьян пригласил в своё жилище. Данный поступок означал, что иноземец заслужил