видимо, у него много, чтобы такими делами заниматься. Подай ты на алименты – пусть зарабатывает идет. Ребенку еще трех нет, и на тебя начислят.
– Мам, не хочу.
– Ты все пытаешься гордость свою выпятить? Настя, ты ребенка почти не видишь, убиваешься на работе, – мама поджимает губы, – а он тебе только жизнь портит. Ты ребенка своего обделяешь в первую очередь.
Я молча глажу Соню по спинке. Ну как ей сказать, что он совсем озвереет, если я подам на алименты? Сейчас жить спокойно не дает, а так вообще сгнобит.
– Если времени нет, давай одолжу на адвоката. За тебя все сделают, чего по судам мотаться?
– Иди ешь, – говорю я Соне, отпуская ее, и тычу пальцем в стол, – там ням-ням, Соня. Иди кушай.
– Нямням, – подтверждает успокоившийся ребенок и убегает обратно за стол. Чтобы Соня и от еды отказалась? Я хмыкаю.
– Ладно, я за водой. Тряпку намочить, – произношу я и иду в ванну.
– Настя, ты мое предложение игнорируешь? – несется мне в спину.
Ну да, игнорирую. Не надо мне помощи. Еще не хватало на мать вешать свои проблемы. И так сидит с Соней постоянно…
Когда я снова выбегаю на улицу, то едва не сбиваю дверью одну из соседок. Она, охнув, отходит в сторону и многозначительно цыкает, глядя на надпись.
– Простите, – бормочу я, и провожу тряпкой по самому гадкому слову, стирая мел.
– Настька, ты чего мужику с ребенком-то видеться не даешь? – осуждающе произносит женщина, – он весь вечер вчера торчал у двери. Я из окошка все видела. Все звонил в домофон, а никто не отвечал. Мать-то поди дома была?
– Приходить надо, когда ребенок не спит, – пожимаю я плечами.
– Ну тебе. Мужик работает небось, а ты все обиду на него таишь. Ласковее надо быть, папа у ребенка один.
Я хмыкаю. Ирина Анатольевна в своем репертуаре. Бесит до скрежета зубов, потому что всегда лезет не в свое дело. Эталон мудрой женщины, золотой матери, хорошей жены, и строгой бабушки. Она всегда знает, как правильно надо жить.
– Вон на Свету посмотри, такой же была, – не унимается она, и от резкого и громкого голоса испуганно шарахается в сторону какой-то жирный голубь, – а теперь одна совсем живет. И сын даже не приезжает. Кому женщина с ребенком нужна? Вот и я про то же. Ты б лучше со своим помирилась, нормальный мужик, попомни мое слово. Не бывает идеальных, Настя, запомни! Был бы плохим – не оббивал пороги целыми днями, плюнул бы.
– Ирин Анатольевна! – резко перебиваю ее я, стирая последнее слово, – не лезьте, пожалуйста, в мою жизнь. Я сама разберусь.
– Ишь ты, – она приподнимает тонкие брови, – ну разбирайся. Мудрая нашлась, – бормочет она, заходя в подъезд, и я слышу только шаги и отдаляющееся бурчание, – самостоятельные все пошли, а потом кукуют сидят под старость лет…
Боже. Руки уже коченеют от холодного ветра и воды. Я еще раз тру подъездную дверь, смывая остатки мела, вздыхаю и обвожу взглядом пустой двор. Шесть, блин, утра. Я стою в старой куртке и кроссовках, мерзну и стираю поганую надпись с двери, которую накорябал бывший муженек, и слушаю лекции от соседки.
Ветер