ёкало, не замужем и хотела семью.
И маме понравилась.
Хотя с этим, мне кажется, проблем, по умолчанию, возникнуть не может. Она так давно причитает, что любимый сын к тридцати так и не остепенился, – да, да, она не скрывает, что я любимчик, – что смирится даже с трехногой инопланетянкой, назови я ее невестой.
Останавливаюсь на пороге клоаки, читай, отдела маркетинга, и сразу кидаю взгляд на стол бестии. Пустой. Внимательно обвожу взглядом кабинет, сканируя на наличие рыжей шевелюры – безрезультатно. Зато натыкаюсь на голубоглазую блондинку, брошенную мной вчера в одиночестве, в непонятном даже для меня самого порыве. Ее голубые глаза пристально рассматривают меня, словно сканируя, оценивая, но широкая улыбка не сходит с губ. Затем она поднимается с места и поправляя тесную юбку, направляется ко мне. Пока она идет, подмечаю, что у нее не такая уж идеальная фигура, только грудь и выделяется, и то, на проверку, насколько помню, оказалась сильно отредактированной хорошим пуш-апом. И походка – наигранная такая, отрепетированная, слишком киношно-соблазнительная, что ли. На лицо хороша, и глаза голубые, но пустые какие-то, без глубины. Да еще этот характер… И почему я на ней так зациклился?
– Как мило, что ты пришел извиниться, Илья, – ласково говорит она, поглаживая пальчиками лацкан моего пиджака. – Но знай, я совсем не сержусь на тебя. Я хорошая девочка?
Поднимает свои глаза, а там – Кот из Шрека отдыхает! Опять затеяла свои игры. Неужели я стал так мил и угож из-за собеседований? Но каков гонор, считает, что я должен извиниться?!
– Вообще-то, я ищу рыжую, – с наслаждением наблюдаю, как Настёна меняется в лице. – Хотел спросить, как она себя чувствует. Ее сегодня нет?
– Звонила, сказала, опоздает, – холодно отвечает блондинка. Но тут же меняет тактику, переходя в режим "кошечки". – Пообедаем сегодня вместе?
– Буду занят. Как придёт – пусть меня наберёт, о'кей?
Дожидаюсь кивка и ретируюсь. Может и не передать, ведь. Стоит только почувствовать конкуренцию – все, Настёна объявит войну. Мандаринке не выжить.
Поглощенный работой, не замечаю, как приближается время обеда. Рыжая так и не позвонила, так что нахожу, не без труда, ее добавочный номер, поскольку с трудом вспоминаю настоящее имя Мандаринки, и набираю.
– Инна Разумовская, слушаю Вас, – сразу хренею от ее низкого сладкого голоса в трубке, и напрочь забываю собственное обещание больше к ней не приближаться.
– Жива? – спрашиваю, а сам почти трясусь от сдерживаемого желания бежать к ней со всех ног.
– Да, – слышится удивленное. – Спасибо, что поинтересовались.
И молчит. Я тоже молчу, слушая ее дыхание. Я болен, точно, болен.
– Пообедаем?
– Я не голодна, – опять за свое.
– Снова подвергнешь пытке мандарины?
– Илья Геннадьевич, отвали, а?! – гневно шипит в трубку и прерывает связь.
Вот дурында. Реально ведь, не поест даже. Встаю с рабочего места за пятнадцать минут до положенного времени, но кто меня, начальника, остановит,