выдохнула с облегчением. Вырвались.
– Ну ты, Маринка, – проворчал Васька, – и дура.
– Молчал бы уж, – огрызнулась я. – Кто ж знал, что у него крылья появятся и хвост меховым станет?
– Не меховым, а пушистым!
– Да один фиг. Ненормальным! Не коровьим!
– А мяукал он какого лешего?
– Вот у него и спроси. Вернись и спроси. Потом ответ передашь.
Вот так, лениво переругиваясь, мы и долетели до родной избы.
Я ввалилась в дом, закрыла за собой дверь за защелку и только потом выдохнула с облегчением.
– И где вы оба шлялись все это время? – ворчливо поинтересовался Гришка с лавки.
– Телят на этот свет вытаскивали, – выдала я.
– Угу, с крылышками и шестью копытами, – поддел меня Васька.
Предатель.
При свете магического шара над головой я увидела всю гамму чувств на лице Гришки. И главная там была: за что?!
И я могла его понять. Спокойной, правильный домовой внезапно оказался в услужении дурной ведьмы-попаданки, которая понятия не имеет, как жить в этом мире, действует наобум и старательно напоминает каждый раз о том, что ее надо кормить, и повкусней!
Кстати о домовом и готовке!
– Гриш, а Гриш, – протянула я, плюхаясь на скамью, – сегодня одна ведьма на меня косилась странно, когда узнала, что ты готовишь и убираешь. Смотрела так, будто я ересь какую произнесла. Еще и не поверила, поди. Не знаешь, почему?
– Потому что у нормальных ведьм все делает магия. Или они сами, – отрезал Гришка. – Но я еще жить хочу, и желательно не в подпространстве.
Ах, так вот в чем дело.
– Гриш, ты ж меня покормишь, да? – просительно посмотрела я на домового, еще и ресничками на всякий случай взмахнула.
Гришка скуксился, пробормотал что-то о прожорливой хозяйке, но с лавки встал и отправился к печи.
Минут через пять мы с Васькой уминали рассыпчатую гречневую кашу с молоком и сахаром. Я еще и морсом запивала.
В общем, жизнь вернула свои краски и уже не казалась отвратной.
В таком настроении я и легла спать. Здесь, в новом мире, мне обычно ничего не снилось. Изредка появлялась во сне какая-то галиматья типа лабиринтов, в которых я вот-вот заблужусь, или старых темных чердаков. Но это было только из-за моей отзывчивости. Гришка утверждал, что мне надо меньше дурью маяться и принимать близко к сердцу чужие проблемы. Не сказать, чтобы я действительно остро реагировала на все, однако разреветься из-за тяжелобольного ребенка вполне могла.
Сегодня я спала без снов, проснулась бодрая и первым делом вскочила со своего спального места, чтобы сбегать по делам на двор.
Ну и как выскочила, так и заскочила обратно. С визгом.
Васька с Гришкой, сонные и оттого злые, показали взглядами, что хотят со мной сделать. Судя по ощерившемуся Ваське, ничего хорошего. А вот не надо было на лавке спать, тогда и не слетел бы с нее под мой ор.
– И что опять? – зевая, спросил Гришка.
– Там пауки.