быстро обернулась и с вытянутым пистолетом оглядела ванную комнату, но увидела только своё испуганное отражение в зеркале.
Лилит вышла из ванной и снова огляделась. Дверь по-прежнему была открыта.
Лилит подошла к стенному шкафу и открыла его.
Шкаф был полон разнообразной одежды – казалось, в нём были собраны самые красивые женские наряды всех культур и эпох. Лилит достала первый наудачу и, приложив к себе, взглянула в зеркало. Размер был подходящим.
Лилит достала следующий наряд – и он оказался впору.
Это так увлекло Лилит, что на время, она даже потеряла бдительность.
Опомнившись, она огляделась по сторонам. Дверь по-прежнему была открыта.
Стоя у стола, уставленного напитками и яствами, Сибарит набивал брюхо. Не успев прожевать одно, он тянул в рот следующее. Едва справляясь с таким объемом пищи, он тяжело сглатывал и, если не удавалось справиться ртом – помогал руками. Напитки лились по подбородку и животу, Сибарит тяжело дышал и смачно отрыгивал. Но, казалось, чем больше он ест, тем больше входит во вкус.
Попробовав всего, Сибарит достал из холодильника бутылку холодного пива, лихо откупорил её об угол старинного стола и, хотел уже было, отправиться к дивану, стоящему напротив экрана, как вдруг в испуге замер.
Бутылка выпала из его рук и разбилась об пол.
Мать подошла к зеркалу и взглянула на свой уже обозначившийся живот.
Оглядела комнату. В комнате было настолько тихо, что можно было услышать ход часов.
Мать подошла к плите, повернула ручку, и конфорка тут же вспыхнула голубым огоньком.
Мать открыла холодильник – он был стерилен и полон.
Мать открыла шкаф. В нем висели платья и лежали ткани.
Открыв сундук, Мать обнаружила в нём портрет космонавта, портативный проигрыватель и несколько пластинок; коробку из-под сигар, плотно набитую открытками с видами далёких стран. А также книгу «Ваш ребенок».
Как только Актер смог открыть глаза и свыкнуться со слепящим светом, он, прикрывшись рукой, попытался вглядеться в ликующую, приветствующую его темноту.
Но ничего не увидел.
Тогда он оглянулся назад, и вместо двери увидел драпированный задник сцены.
Пытаясь подавить волнение, буквально парализовавшее его тело, Актер снова всмотрелся в темноту.
Но она была непроглядной.
– Здесь кто-нибудь есть? – Актер произнёс эту фразу почти шепотом, но она, многократно усиленная, раздалась из динамиков, которых хватило бы, чтобы озвучить стадион. И тут же темное бесконечное пространство снова взорвалось овациями: сотни, тысячи невидимых людей хлопали в ладоши и смеялись.
В кабинете Фауста был камин, музыкальные инструменты – гитара, губная гармошка, флейта и даже виолончель.
Фауст взял гармошку и изобразил звук паровозного гудка. Улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям, отложил гармошку и, осторожно взял виолончель. Проверил строй (он был безупречен), откашлялся и взял несколько нот из какой-то простой пьесы, видимо знакомой