больше не принадлежит человеку – в том смысле, что обилие потребительских товаров теперь потенциально столь велико, что ни один индивид уже не вправе придерживаться принципа ограничения этого изобилия; но и что, тем не менее, собственностью необходимо обладать, если не желаешь попасть в зависимость и нужду, которые лишь на благо дальнейшему слепому существованию отношений собственности. Однако тезис указанного парадокса ведет к деструкции, к холодному пренебрежению вещами, неминуемо перерастающему в пренебрежение людьми, а антитезис, не успеют слова слететь с губ, оборачивается идеологией тех, кто с нечистой совестью стремится удержать свое. В жизни ложной нет жизни правильной.
19. В дверь не стучать. Тем временем технизация делает жесты, а вместе с ними и людей, точными и грубыми. Она изгоняет из наших движений любую неспешность, любую вдумчивость, любую вежливость. Она подчиняет их непримиримым, как бы внеисторичным требованиям вещей. Так разучиваешься, к примеру, закрывать дверь тихо, осторожно и вместе с тем плотно. Дверцы автомобилей и холодильников приходится захлопывать, другие двери имеют тенденцию захлопываться сами и таким образом прививают входящим дурную привычку не оглядываться, не блюсти сохранность внутреннего, в себя принимающего пространства дома. Новому типу человека невозможно соответствовать, не сознавая того воздействия, которое непрестанно оказывают на него вещи окружающего мира, проникая вглубь до самых потаенных нервных сплетений. Какое значение имеет для субъекта тот факт, что более не существует оконных ставен, которые можно распахнуть, а есть лишь грубо сдвигающиеся подъемные окна, что нет больше плавно опускающихся дверных ручек, а есть лишь поворачивающиеся ручки-защелки, что исчезли подъездные площадки перед домом, порожки на въезде, стена вокруг сада? И кого из водителей мощность их авто не вводила в искушение раздавить всех этих уличных паразитов – пешеходов, детвору, велосипедистов? Уже в самих движениях, которые машины требуют от пользователей, заключено то насильственное, бьющее, порывисто-нескончаемое, что свойственно фашистским пыткам. В отмирании опыта не в последнюю очередь виновато то, что вещи под воздействием закона чистой целесообразности принимают форму, ограничивающую обращение с ними простым пользованием, не допуская излишка ни в свободе поведения, ни в самостоятельности вещи, излишка, который остается ядром опыта, так как не поглощается моментом действия.
20. Неряха Петер{40}. Когда Юм пытался отстоять перед своими открытыми миру соотечественниками теоретико-познавательную контемпляцию, «чистую философию», издавна казавшуюся джентльменам подозрительной, он прибегнул к следующему аргументу: «От точности всегда только выигрывает красота, а от верности рассуждения – тонкость чувства»{41}. Аргумент по сути своей прагматистский – и всё же он