мы идем по следу Рози, пытаясь выяснить, куда он нас приведет. – Там видно будет, ладно?
Кевин толкнул дверь и, пригнувшись, опасливо заглянул внутрь:
– Главное – в больницу не загреметь.
Прихожую пересекали причудливые тени, наслаивающиеся там, где тусклый свет сочился со всех сторон: из неплотно закрытых дверей пустых комнат, через грязное окно лестничной площадки, из высокого лестничного колодца – вместе с холодным сквозняком. Я достал фонарик. Хоть официально я больше в оперативной деятельности и не участвую, предпочитаю быть готовым к неожиданностям. Потому-то я и ношу кожаную куртку не снимая – в карманах умещается все необходимое: фото Дактилоскопической Фифи, три пластиковых пакетика для улик, блокнот и ручка, складной нож, наручники, перчатки и тонкий мощный фонарик. Табельный “кольт” в специальной кобуре прячется на пояснице, за поясом джинсов, подальше от посторонних глаз.
– Серьезно, – сказал Кевин, с подозрением глядя на темную лестницу, – мне это не нравится. Разок чихнешь – и все нам на головы обрушится.
– Мне в отделе GPS-маячок имплантировали в шею. Нас откопают.
– Правда?
– Нет. Будь мужиком, Кев, ничего с нами не случится. – Я включил фонарик и вошел в дом.
Копившаяся десятилетиями пыль поднялась в воздух и холодными вихрями закружилась вокруг нас. Ступени скрипели и зловеще прогибались под нашим весом, но выдержали. Я начал с комнаты наверху, где когда-то нашел записку Рози и где, по словам родителей, поляки обнаружили ее чемодан. На месте выломанного камина зияла гигантская зазубренная дыра, стены вокруг нее усеивали выцветшие граффити, разъяснявшие, у кого с кем любовь, кто гей и кому куда пойти. Где-то на камине, отправленном в чей-нибудь болсбриджский особняк, остались на[13] ши с Рози инициалы.
Пол был завален привычным мусором – пивные банки, окурки и фантики, густой слой пыли лежал не на всех, теперь у молодежи есть места получше, да и денег побольше; отрадно, что к мусору добавились использованные презервативы. В мое время презервативы были вне закона, и если повезло попасть в ситуацию, когда они бы не помешали, приходилось искушать судьбу и трястись от страха следующие несколько недель. Все углы под потолком затянула паутина, сквозь щели в оконных рамах тонко свистел холодный ветер. Окна, уготованные какому-нибудь мерзкому деляге, жене которого захотелось немного очаровательной старины, доживали последние деньки. Невольно понизив голос, я сказал:
– В этой комнате я невинности лишился.
Я почувствовал на себе вопросительный взгляд Кевина, но брат сдержался и заметил только:
– Для перепихона полно мест поудобнее.
– У нас был плед. И вообще удобство – не главное. Я бы не променял этот притон на пятизвездочный пентхаус.
Кевин поежился:
– Господи, унылое местечко.
– Считай, что это атмосфера. Путешествие по закоулкам памяти.
– В задницу такие путешествия. А от закоулков памяти я стараюсь