словно мышка, закрытая в одной клетке с хищником, жалась в уголке. Ее муж-мудак куда-то пропал. Даже мои люди не сразу его нашли, но поиски стоили того. Кокорин готовил левые документы, чтобы свалить из страны, и пришел домой за вещами, но дома ждал его я, и этому мудаку уже некуда было бежать.
А этот взгляд, которым Оксана смотрела на своего мужа, был просто убивающим. Как? Как можно с такой любовью и надеждой смотреть на того, кто продаст тебя за три копейки? Так оно и вышло. Когда Кокорин отправил свою жену в другую комнату, мне в голову пришла одна мысль:
– У меня к тебе есть предложение, которое спасет твою шкуру.
– Какое? – щенячьим взглядом смотрел тот на меня снизу вверх.
– Ты отдашь мне свою жену, скажем на месяц, и я прощу тебе долг. Тебе не придется бежать из города, а когда отпущу ее, будете жить, как и прежде.
У Кокорина не было выбора, чтобы со мною торговаться, да он бы и не стал. И я очень надеялся, что эта дурочка не согласится на предложение. Что не отдаст себя вместо своего мужа. Но я ошибся. Был рад тому, что она согласилась и зол одновременно из-за того, что как можно пожертвовать собой из-за такого куска дерьма, как Кокорин? Она пожертвовала собой, чтобы спасти его задницу, а он ни на секунду не подумал о своей жене. Ему было просто насрать. Он продал ее какому-то мужику, который будет драть ее целый месяц. Он не подумал о том, что я мог отдать ее своим охранникам, чтобы они пустили ее по кругу. Ему было насрать на нее, на то, что с ней будет.
Никогда не понимал этих тупых жертв ради людей, которые целиком и полностью состоят из говна.
– Мне нужно уговорить ее, – сказал этот мудак. – Дайте несколько минут.
Я кивнул ему в сторону двери, и Кокорин чуть ли не с радостным визгом выбежал из комнаты. Прошло минут десять, когда я уже думал уходить и приказать своим людям, чтобы они забрали горе-муженька и как следует его проучили, но тут неожиданно дверь спальни открылась и вышла Оксана. Глаза ее были зареванные, щеки красные. Она уже была одета в серую юбку-карандаш и черный свитер. Еле сдержался, чтобы не заорать на нее, а этому мудаку башку не прострелить.
– Она готова, – довольным голосом проговорил Кокорин, выходя из спальни. Радуется, мразь! У меня челюсть заскрипела от злости.
– Вижу. Пошли. А ты, – обратился я уже к Ахмеду. – Закончи здесь.
Я ждал долго, пока девчонка дрожащими руками наденет на себя свой заношенный пуховик и обувь. Я открыл ей дверь, и мы вышли в подъезд. Подошли к лифту и я нажал на кнопку. Дверцы распахнулись, впуская нас. Оказаться в замкнутом пространстве с девчонкой было выше всех моих ожиданий. Она тряслась, словно осиновый лист на ветру. Вся бледная, худенькая. На вид ей и восемнадцати не дашь. Нет ничего хуже забитой бабы.
– У тебя есть последний шанс уйти. Я ничего тебе не сделаю, – произнес я, а она вздрогнула. Будто ей пощечину дали. Подняла свои полные надежды глаза, а мне словно серпом по яйцам прошлись. Все внутри сжалось.
– Если я уйду, вы тогда не оставите моего мужа? – заговорила она чуть слышно. А я чуть не взвыл от бешенства. Сделал шаг в ее