куда-нибудь…
Перрон пустеет, мы с сестрой подхватываем мать под руки и идём от вокзала через город на волжскую пристань пригородного сообщения и на речном трамвае едем вниз по Волге домой. Из-за реки с севера дует резкий порывистый ветер, над Волгой несутся лохматые облака.
Июль – сентябрь сорок первого
Прошло три месяца Отечественной войны, но не сразу дошло до сознания многих людей, какая беда надвигается с запада. В первые дни войны в городе Красноволжске и в нашем фабричном посёлке ничего существенного не изменилось, в продуктовых магазинах полки по-прежнему ломились от продуктов, цены на базаре были прежними, а в поведение людей не было смятения, нервозности, особой тревоги. В городском кинотеатре публика смотрела кинокомедию "Музыкальная история", в нашем Нардоме демонстрировался фильм "Если завтра война", в котором несколько красноармейцев гнали прочь с нашей земли целый взвод фашистов, а раненый политрук лихо вскакивал на коня к нашему всаднику, и они оба шашками рубили врага, бегущего в панике. И мы напевали слова песни из этого фильма:
"И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом".
Самодеятельные артисты ставили спектакль "Серёжа Стрельцов" о семиклассниках, их дружбе, а по вечерам Волгу по-прежнему бороздили катера, лодки гуляющей молодёжи. И только выступление по радио Сталина, третьего июля, отрезвило многих.
Часто по радио звучала песня "Вставай страна огромная" – мужественная, суровая. До войны говорили: "Родина мать", но не могли себе образно представить, как она выглядит – в образ нашей необъятной страны не укладывалось слово "мать". И вдруг увидели её, "Родину-мать", на плакате художника Тоидзе. Она держала в руке текст военной присяги, за ней толпился лес штыков, подняв другую руку, она звала на защиту Родины. Похожая на всех матерей, тревожным взглядом смотрела на людей, и каждый человек, глядя на неё, чувствовал в её глазах боль, надежду, страстный призыв защитить её и благословение на кровавый бой с фашизмом.
Беда ещё катилась где-то у границ страны, а в военкомат, райкомы партии, комсомола, хлынул поток заявлений, и закипел, забурлил наш приволжский город, словно вспомнил, как ещё в шестнадцатом веке ему пришлось обороняться от нашествия польской шляхты. Сейчас самыми многолюдными местами стали железнодорожный вокзал и волжские пристани. Пароходы, поезда увозили на фронт очередные партии призывников, добровольцев.
С наступлением осени по Волге потянулись беженцы, эвакуированные, плыли вверх пароходы, буксиры, тянувшие баржи с ранеными, в городе появились люди разных национальностей. В наш посёлок прибыло много ленинградцев, усталые, голодные, они вызывали у жителей жалость и сочувствие, и им, чем могли, оказывали помощь, трудоустраивали на фабрику, в различные организации, поселяли жить в красные уголки домов, к малосемейным жильцам.
В город властно входили тяготы военного времени. Уже в августе стали пустыми полки магазинов, взметнулись вверх рыночные цены, на базаре килограмм хлеба стал стоить сто двадцать рублей, литр молока – восемьдесят,