хотел сказать, синьорДжокондо, что возьмусь за портрет, но не соблаговолите считать эту работу заказом. Я не приму денег.
– Хм. Ну, коли так, то что же поделаешь? Не смею вам перечить, маэстро. – произнес купец, в изумлении уставившись на гостя. – Хотя, мне кажется, я догадываюсь, в чём тут дело. Вполне возможно, ваше творческое «Я» требует сотворить кое-что, так сказать, для услады собственной души, но никак не для пользы кармана. Как коммерсанту мне нелегко это понять: без дохода нет утехи, но мне вас не переуверить… посему, решено! Вы могли бы начать в пятницу, после мессы, маэстро? Мы не хотим докучать вам… всего один час, коротенький час в день…
– Тогда и у меня есть одно небольшое условие, – вдруг произнесла женщина, повернув голову к мужу. – Думаю, вы не станете возражать, сударь, если я буду позировать в простом тёмном платье, с прозрачной вуалью на голове?
– Что я слышу, дражайшая моя госпожа? Всем известны ваши безмерные добродетели – благочестие и милосердие к больным и просящим. Но, дать позволение любимой жене позировать в простом платье, как простолюдинке? С нашими возможностями и положением? Ну уж нет, это немыслимо и, по меньшей мере, странно! Вы только пожелайте, радость моя, и вам пошьют любое роскошное платье для сего изображения!
– Будьте так любезны уступить мне, сударь, хотя бы на сей раз, – её глаза внезапно стали влажными, наполнившись унынием. – Я ведь прошу не слишком многого…
– Хорошо, хорошо, Лиза, будь по-вашему, – сухо согласился супруг, поджав губы и махнув рукой. Но тут же обратился к Леонардо:
– Надеюсь, маэстро, вы не откажетесь отобедать в моём скромном доме, чтобы засвидетельствовать нам с Лизой своё почтение?
Спустя некоторое время он, по обычаю, долго глядел вслед удаляющемуся гостю, а затем, обернувшись. позвал жену:
– Лиза, душа моя, я так утомился с дороги. Эти многодневные разъезды выбивают меня их сил. Подайте же мне поскорее нашего доброго старого винаиз погреба. Оно давно ждёт подходящего случая. Нет, подайте мне двойную порцию вина! И любви!..
* * *
Итак, Леонардо начал писать портрет молодой флорентийской дамы. Она приходила к нему в мастерскую сразу после мессы, и, всякий раз, когда переступала порог, чем-то необъяснимо ярким и новым наполнялось всё пространство. Он же, обычно такой спокойный, всегда нетерпеливо, с какой-то тревогой, ожидал её прихода, тщательно приготовляя мастерскую, расставляя по местам кисти, палитры, краски. Оказалось, он отвык от испарений уксусной эссенции, скипидара, лака и льняного масла. Глаза у него щипало и жгло, от этого болела голова, но он её ждал! Поправлял кресло, в которое она должна была сесть. Специально включал струи музыкального фонтана собственного изобретения, что находился посреди двора, через который должна была пройти Лиза Герардини. А вокруг фонтана он своими руками посадил её любимые цветы – ирисы. И всё волновался: не опаздывает ли? Она ведь знает, как я жду. Нет, она не может не прийти.