его дрогнул. Долболомом он не был и понимал, что за игрища, устроенные всеми на стройке, будет отвечать он один, как самый старший среди нас.
Зрение ко мне возвращалось. Зыбкий туман размытых силуэтов приобретал форму сидевших, стоявших, бродивших вокруг меня друзей.
– Очнулся! – крикнул Елик.
Ответить я ему не смог. Меня страшно замутило: перевернувшись, мне удалось встать на дрожащие в ознобе четыре кости. Я зарыгал. Кому-то попало на ботинки. Остальные отскочили в стороны.
– Эй! – обиженно крикнул, вроде бы, Еврей.
Я блевал, а остальные ржали. И Денис тоже: поняв, что для него всё обошлось, он хохотал вместе со всеми.
Закончив позориться, утеревшись рукавом, я поднялся. Первое, что мне пришло на ум, то я и сказал:
– Я выиграл, – сказал и икнул. Снова послышались смешки. – Денис, давай приз.
– Ты же не куришь. Тебе – не зачем.
И все подхватили – "Не куришь. Правильно". Меня шатало и было откровенно не по себе. Спорить я не стал, а зря. Моё состояние отравленного дымом никто в расчёт не взял, а значит, если я согласился и не стал требовать выигрыш, то со мной можно и впредь так поступать – кидать и не отдавать того, что по праву принадлежит мне. Такой короткий эпизод, за которым следуют выводы.
Денис похлопал меня по плечу, я почти отошёл от отравления (молодой организм восстанавливался с ураганной скоростью и никого это не удивляло). О моём подвиге сразу забыли, а о рвоте – нет. Никто, кроме меня, после трубы не блевал и теперь было неважно, кто просидел в дыму дольше, а важно, что меня стошнило.
Но, как бы то ни было, жизнь продолжалась. От трубы перешили к войнушке. Разделились на команды. Меня определили в группу к партизанам вместе с Башковитым. Остальные представляли взвод СС, заманивший нас в засаду. И здесь мне отвели роль жертвы. Я проявил на глазах у всех слабость и теперь должен был расплатиться пыткой, типа в шутку.
Бред! С первого взгляда «бред», а на самом деле жизнь так и устроена. Надо доказывать каждый раз, что ты не верблюд. К тому же мне страдальцем быть нравилось больше, чем палачом. Увы и ах. Печёное дерьмо.
Две команды разошлись в стороны. Эсэсовцы спрятались, а мы, выждав положенные пять минут, отправились оговорённым маршрутом на явку. Спустились в котлован и мелкими перебежками, прикрываясь бетонными сваями, приближались к кирпичному зданию в конце стройки с открытой нишей – комнатой, в которой не хватало только внешней, передней стены. Там-то и была наша явка, и, если бы нам удалось туда дойти, мы бы поменялись ролями, тогда и нам бы выпал шанс стать охотниками при новом коне игры.
Они свалились откуда-то сверху. Когда уж было я решил, что фашисты нас проворонили (ведь мы старались передвигаться бесшумно, и мне казалось, что у нас получается) и до кирпичной явки оставалось пару свай и вскарабкаться по глиняной стене, нас с Вовочкой захомутали.
Не знаю, как это у них так ловко вышло. Никто не лажанулся, не пыхтел, сидел до последнего тихо, а потом раз – и нас вжали в податливый