его поддерживал.
– Спасибо за информацию, – сказал главный комиссар и улыбнулся.
Ему не хотелось, чтобы Андресен на него сердилась.
Она улыбнулась в ответ. Ему показалось, или в её зелёных глазах мелькнул огонёк? Он спешно развернулся и зашёл в конференц-зал.
– …в последний раз, господин Эрлинг, – произнёс Дреек в момент, когда вошёл Унгер.
Эрлинг сидел и сосредоточенно смотрел на стол.
На столе аккуратным квадратом лежали кусочки сахара, которые он вынимал из сахарницы и раскладывал перед собой.
– Если вы продолжите молчать, я отвезу вас в участок и там.
– Заканчивайте на этом, господин Дреек, – перебил его Унгер. – На сегодня хватит. Господин Эрлинг, вы можете идти.
Дреек посмотрел на Унгера с растерянностью:
– Но шеф, я…
Унгер бросил на него взгляд, говоривший о бесполезности пререканий. Эрлинг встал, взял блокнот, карандаш и с поникшей головой вышел из конференц-зала.
– Что это значит, шеф? – спросил его Дреек, когда они остались одни. – Я почти расколол его. А тут возвращаетесь вы и…
– Никого ты не расколол.
– Откуда вам знать? Он ведёт себя крайне подозрительно, и алиби у него нет. Он…
– Он страдает одной болезнью. Синдромом Аспергера или чем-то вроде того. Это – как аутизм. Спросите Андресен – она вам объяснит.
– И поэтому он не может быть убийцей?
– Поэтому он ведёт себя так странно. Силой вы от него ничего не добьётесь. Кроме того, тут нет мотива, равно, как и никакой зацепки, что он имеет отношение к случившемуся.
– В любом варианте, он – последний, кто видел Хамахера живым…
– За исключением убийцы. Исходим из того, что убийца сфальсифицировал данные пропускного устройства. Вероятнее всего, он открыл дверь с помощью карточки уже после того, как Эрлинг покинул офис.
– Но Эрлинг мог и вернуться, – настаивал Дреек.
– Мы же не знаем, что он делал, когда ушёл из офиса.
Унгер строго взглянул на него.
– Благодаря тому, что вы его так напугали, он не смог вымолвить ни слова.
– Откуда мне было знать, что он – душевнобольной.
– Оннедушевнобольной, – осадилего Унгеривтуже секунду спросил сам себя, почему он так резко отреагировал на слова Дреека.
Неужели Андресен произвела на него настолько глубокое впечатление, что оно выходило за рамки дозволенного при следственных действиях? Неужели он теряет объективность?
– Но вы же сами сказали.
– Я сказал, что он страдает этим синдромом. А это приводит к тому, что он ведёт себя странно, но при этом он, как утверждают, – гениальный программист. Поговорите-ка завтра со специалистами по судебной психиатрии, выясните, что это за синдром. И узнайте, были ли случаи убийств, совершенных преступниками с этим синдромом.
– О’кей, сделаю, шеф. А теперь мне можно продолжать допрос?
Унгер кивнул.
– Продолжайте. А я ещё раз поговорю с Андресен о финансовых делах