и чтобы они с молодой супругой уехали к морю обмывать этот штамп. Но многие с его мнением были не согласны, в том числе и невеста.
Подав заявление в загс и, получив три недели на раздумье, Максим (поддавшись, видимо, какому-то невероятному гипнозу), вопреки старым целомудренным правилам, переехал жить к невесте и её родителям, якобы, чтобы лучше узнать друг друга. Подготовка к свадьбе велась во всю, правда, без активного участия Максима. Он тогда задумался о своих чувствах, и многое пытался для себя выяснить. Он размышлял о любви, которая должна жечь его изнутри. Но чем больше Макс об этом думал, тем неуловимей эта любовь становилась в нём самом. Тогда он решил, что если начинаешь задумываться о любви, то стоит усомниться: присутствует ли она вообще, а внезапно сделанный вывод даже слегка напугал Максима. Он понял, что предсвадебная суета – это не причина его расстройства, а всего лишь повод задуматься о правильности принятия важного судьбоносного решения. В те дни он в полной мере прочувствовал, какой бывает капризной, упругой и раздражительной жизнь. Чтобы не портить её никому, в том числе и себе, Максим незаметно собрал свои вещи и, никому ничего не объясняя, уехал обратно к матери в старый двухэтажный серый дом, в уютную маленькую квартирку.
Но нельзя сказать, что всё для него теперь стало как прежде. Сорвавшаяся женитьба подарила ему свежий взгляд на жизнь. Он стал бережнее относиться к матери и с ещё большим уважением за то, что она ни разу за всё время не нагружала его советами и дала сыну возможность самому разбираться в своих чувствах и сделать выбор. Ещё Макс понял, что настоящую любовь надо ждать, и она проявит себя так, что не останется места сомнениям. И напоследок, он как бы оправдывал свою проволочку с созданием семьи, ссылаясь на своё воспитание, в котором отсутствовало мужское влияние.
Заброшенные огородные участки закончились, и перед Максимом предстала высокая стена из деревьев, растянувшаяся далеко вправо, за которой проходила трасса. За стволами промелькнула машина, потом другая, и Зиновьев перешёл на бег, заметив вдалеке между деревьями приближающийся автобус, потому что остановка, к которой он спешил, представляющая собой маленькую асфальтированную площадку и дорожный знак, была только «по требованию».
Доехав до автовокзала, Максим пересел в маршрутку, и конечным пунктом его пути была типография, в которой он работал уже четвёртый год. Не совсем творческая работа его не раздражала, но и не нравилась. В любой момент, он готов был поменять её на более интересное занятие и, пусть даже, совершенно другого направления, но вялые поиски давали мало предложений и все они Максима не особенно вдохновляли.
Весной ему исполнилось тридцать три года, и к этому символическому возрасту, Зиновьев относился спокойно без всякого значения. Да, красиво, хотя бы в этих цифрах сравниться с Иисусом, но ведь больше ничего и не остаётся. Исполнится тридцать четыре года, и придётся отметить грустный факт, что даже какого-нибудь