Его невинная заложница. Лавли Рос

устав?

      – Я помню, – опомнившись, говорю я и опускаю голову, упирая взгляд в пол.

      – Тогда какое право ты имеешь спрашивать об Армане? Вообще вопросы задавать. Любой здесь выше тебя, – он возвращает меня с небес на землю. – Даже те шлюхи, что ублажают мужиков и те лучше, поняла?

      Я осознаю, что он позволяет себе гораздо больше, чем полагается обычно. Не то, чтобы со мной нельзя так разговаривать, просто до этого момента я была здесь декором и никто прямо не выказывал своего пренебрежения.

      – Из-за тебя с нами нет одного из лучших, – внезапно говорит он. – То, что Арман оставил тебя для себя… – он делает паузу, и я понимаю, что он решает, говорить или нет.

      Я не хочу слышать. Пусть лучше молчит.

      – Тебе же хуже, – заканчивает он мысль. – Пустил бы по кругу, быстрее бы отделалась, а так…

      Он не договаривает, разворачивается и хлопает дверью, заставляя меня вздрогнуть.

      Я и сама не знаю, что для меня лучше. Арман или его парни, простое обслуживание нескольких мужчин или слепое поклонение одному из них. Я знаю, что Арман способен вывести меня на чувства. Способен достать из уголков души то, что мне неведомо. Да что там! Я даже удовольствие получила из немой благодарности за его защиту и избавление меня от боли.

      Я знаю, что это ненормально. Уверена, что так быть не должно. Как знаю и то, что это уже произошло. Это страшит меня, но мне есть о чем думать кроме того, чтобы жалеть себя и копаться в психологии. Я быстро завтракаю, занимаюсь, чтобы хоть немного отвлечься и жду вечера, когда мне скажут идти убирать.

      За мной приходят глубоко за полночь, ближе к двум. Тучная уборщица, которую я видела у нас раньше, грубо толкает дверь и орет:

      – Шевелись, мать твою, работа ждать не будет.

      Я подпрыгиваю на кровати, пытаясь понять, что случилось, и корю себя за то, что уснула.

      – Ты спать удумала, что ли? – прищуривается она. – Марш работать. Завтра спать будешь.

      Я быстро встаю, протираю глаза и шагаю за женщиной, которая лишь недовольно кряхтит и разворачивает тележку со средствами для уборки.