более что он кивнул и сказал: «Ага!» Потом Тетерин о чём-то подумал и попросил рассказать о тебе, причём в его просьбе проглядывался явный интерес. Я ответила: «Рассказывать о честности, всё равно, что врать». Вот, пожалуй, и всё.
– И этого вполне достаточно, – ответил Сергей Сергеевич.
Потом они нашли другую тему для беседы и спустя полчаса, поскольку было уже девять вечера, Алябьев стал прощаться. Перед уходом, он попросил у Миланы её хромированный «Смит и Вессон», подаренный ей братом на день рождения в январе 1917-го. Этот револьвер ей очень нравился, потому что имел систему Доджа, в которой при переламывании рамки со стволом специальный стержень приподнимал гильзы над каморами, что упрощало процесс перезарядки оружия.
– Не потеряю, – обещал он. – Просто родился один план, и «шпалер» может потребоваться.
– Ясно, – ответила она, поняв, что своё оружие он продал, и вздохнула: – Видимо, Серж, совсем тебя с деньгами прижало. Что же ты всё таишься-то от меня, чай не чужая?
– Ничего, Миланочка! Всё уладится!
Он так же обещал ей, что не пойдёт пешком, и, дойдя до площади Этуаль, возьмёт такси, что он и сделал, но до доходного дома мсье Мартена не доехал, вновь увидев проститутку Люси. Она всё так же стояла под зонтом, прилипая к стене дома, хотя, надо сказать, что дождь, непрерывно шедший уже три дня, часа два, как вдруг закончился, наполнив город тяжёлой сыростью и лёгким озоновым дыханием приближающейся ночи.
Алябьев протянул женщине сто франков:
– Люси, мне нужна твоя услуга, но не та, что ты оказываешь.
– Серж, для тебя, что хочешь.
– Твой сутенёр Мишель. Прямо сейчас.
Она взяла деньги, спрятала их на груди и сложила зонт:
– Как скажешь!
Алябьев заметил, что нижняя разбитая губа Люси опухла ещё больше, чем была опухшей три с половиной часа назад – наверняка добавка от Мишеля.
Они свернули с улицы за угол, пошли какими-то тёмными мышиными переулками, где красные фонари горели только у тех домов, где было спиртное, развлечения и девочки.
– Сегодня ни одного клиента! – тихо жаловалась проститутка, крепко зацепив рукой локоть Алябьева. – Если бы ты знал, Серж, как я их всех ненавижу! Особенно щенков! Они же!..
– Так брось! – перебил Алябьев, пресекая подробности.
– А жить на что? Возьми меня в жёны – брошу! Сейчас же! Пусть даже убьют!
– Я подумаю над твоим предложением.
– Над убьют или над в жёны?
– Над убьют.
– Вот-вот… Не в жёны… Все вы такие. Сначала испортят девушку, а потом ей гнушаются.
– Ты плачешь, что ли?
– Сейчас – дождёшься! – Люси смахнула ладонью набежавшую на её щёку слезу. – Только, Серж! Я сама туда не пойду, хорошо?
– Да я тебя и знать-то не знаю.
– Как приятно с тобой договариваться, – шепнула она и сообщила о сутенёре: – Он такой большеголовый, кудрявый. У него шрам на виске перед правым ухом.
– Видел