выглядевший даже чуть-чуть больше и новее, чем те, что передал Алябьеву и Дюрану человек Тетерина.
– Это вам, мсье, – сказал Тибо Сергею Сергеевичу. – И не возражайте. Я знаю, что делаю.
Остальную одежду он тоже забраковал, тем более что полупальто, предназначавшееся для него, и френч для Алябьева, мужчинам были слишком тесны. В подтверждение этого Дюран втиснулся в своё полупальто и дёрнул руками крест-накрест: оно лопнуло по шву на спине и затрещало под мышками – всё-таки силёнкой француз был ох, как не обижен.
– Жаклин, – обратился Тибо к Мышке, теперь называя её по имени, – Ты случайно не знаешь, какую одежду носит нынче пролетариат в Советской России?
Женщина ответила утвердительно:
– Знаю. Мадам и мсье Гольдман как-то в разговоре упоминали.
– А-а! Это те, что в прошлом году перебрались к нам из Финляндии?
– Они самые. Они как раз занимались тем, что живя в России, шили и перешивали разную одежду. Надо сказать, что нынешние русские мужчины не очень-то разборчивы ни в тряпках, ни в обуви. Они носят всё то, что может позволить им их достаток.
– Вот и подбери мне и мсье к вечеру всё то, что они носят. – Тибо поднял вверх палец: – Не забудь: что рабочий класс носит, а не буржуи!
– Твои-то параметры я знаю… – губы Мышки тронула улыбка, и в её глазах зажглись объясняющие эту улыбку светлячки. – А мсье… – она смерила Алябьева опытным взглядом той портнихи, о которой с восхищением говорят, что она виртуозно перешивает краденое в антоним этого слова: – Брюки ему нужны одного размера, а френч другого. Вы гимнаст?
– Нет, но гимнастику по утрам делаю.
Ю.юбЖаклин достала из ящика стола сантиметровую ленту, со словами «Перестрахуюсь на всякий случай» сняла с Сергея Сергеевича мерки, уточнила, какого размера он носит обувь и заверила Тибо, что к восьми вечера всё будет готово. Было видно, что она ждала от Дюрана ещё каких-то слов, видимо, личных, но он только кивнул ей и ничего не сказал.
Мужчины вышли на улицу к ожидавшему их автомобилю.
– Жаклин – моя бывшая, – пояснил Тибо.
– Я понял, – отозвался Алябьев.
– Она портниха и швея от Бога. А таких карманных воровок, как она, в Париже по пальцам сосчитать. Я знаю Жаклин пятнадцать лет, и ещё не было ни одного кошелька, на котором бы она споткнулась. Чисто работает.
– Она хорошенькая, – сказал Алябьев, переводя тему «воровка» на тему «женщина».
– Хорошенькая, – согласился с этим Тибо, – но ревнует меня к каждой юбке. Надоело. Да и не люблю я её. Может быть, вечерком сходим в ресторан?
– Нет, – отказался Алябьев. – Меня ждут. У меня к вам просьба, Тибо.
– Говорите, мсье. Хотя я догадываюсь, о чём: присматривать, чтобы у мадемуазель Мартен не приключилось неприятностей. – Он кивнул в сторону автомобиля: – Клод вам сгодится? Если да, то я дам ему подробную инструкцию на этот счёт. Каланча не подведёт
– Уже не раз поражаюсь вашей догадливости, –