котором часу должны были вставать студенты?
– В пять утра, наверное.
– Но это же невозможно!
– А на час позже тоже нельзя, потому что у нас вечерний факультет, который и так заканчивал учебу где-то в десять вечера. Поэтому мы сказали ректору: нельзя. Да, говорит он, наверное, нельзя. И мы просьбу властей не выполнили.
Проходная была широко открыта, втереться в сплошной студенческий поток и, показывая подобие пропуска, проникнуть в училище почти всегда удавалось, за исключением дежурства Володи. У него был особый талант из толпы выхватить того единственного, у которого отсутствовал пропуск. Его имя было увековечено в неформальном гимне, внешне он был похож на почтальона Печкина, длиннополое пальто, шапка набекрень, с приподнятым «ушком», стоптанные башмаки.
Створки ворот распахнуты, студенческая масса в три-четыре ряда непрерывным потоком стремится успеть к началу занятий. Володя всматривается и по одному ему известному признаку задерживает студента, у которого отсутствует пропуск.
Но что такое проехать на трамвае, вцепившись в его задний борт, или прошмыгнуть мимо Володи по сравнению с семинаром Куракиной по математике.
Сейчас мы решаем дифференциальные уравнения, вскоре вплотную подойдем к интегральным исчислениям.
Математичка, уравновешенная, стройная, в очках в тонкой золотистой оправе, образцово преподавала предмет. Ее лицо редко посещала улыбка, одна непреклонность и суровость. Она вглядывалась всегда пристально и пронзительно. Сначала она проходила по рядам и спрашивала, почему студент не решил ту или иную задачу: не сумел или не было времени? Затем она мелом писала на доске условие задачи, обходила студентов и смотрела, как мы искали решение. По ходу объясняла типичные ошибки. Да что говорить… не хотелось попасть к ней на сдачу экзамена. Московские школьники дифференциальные исчисления успешно освоили ранее, а нам, прибывшим с окраин, надо было начинать с азов. Это я на первом ее семинаре сознался в том, что вступительный экзамен сдал на отлично, а затем предложенный ею ребус не знал, как разгадать.
Вслед за математикой маячит начертательная геометрия, никак не могу с ней сладить, она требует пространственного воображения, которым природа меня обделила. Система преподавания у нашего педагога была проста, кратка, и требовательна она была до ужаса. Войдя в аудиторию, она непременно должна была найти уже готовыми все приспособления для лекции: начищенную до блеска классную доску, чистую, слегка влажную губку и несколько мелков, тщательно отточенных в виде лопаточек и обернутых в белые ровные бумажки.
Она брала мелок, подходила с ним к доске и странным, повелительным, беглым голосом произносила:
– Не всякое изображение предмета на листе бумаги позволяет точно определить его геометрическую форму. Изображения, построенные по правилам, изучаемым в курсе начертательной геометрии, позволяют мысленно представить формы предметов, их взаимное расположение