неожиданное препятствие и остановил состав. Но это уже мало чему помогло. Кровать, оказавшаяся первой на пути, была красиво и плавно изогнута, под таким же красивым и крутым углом, а все остальные вещи, хоть и немного, но всё-таки пострадали в разной степени. Мишка быстро сбегал за родителями и уже через минуту отец многоэтажными матами ругал машиниста паровоза и его помощника, а те ему бодро отвечали через маленькое окошко паровозной будки, обзывая мудилой и крича – что самому надо смотреть куда и как вещи складывать…
Мать ругала отца: – Ты же мужик! Неужели сам не видел куда вещи сложить.
Дед молча и деловито рассматривал повреждённые вещи и через минуту вклинившись в многоголосную ругань, объявил, что только кровать пострадала гораздо и то тут надо немного постучать колуном, а всё остальное ерунда. Тем самым затушив скандал. Помощник машиниста расцепил сцепку и паровоз удалился в темноту. Успокоенная мать ушла в гостиницу, позвав Мишку с собой. Отец и дед, таинственно перешёптываясь, снова собрали вещи в кучу и дед ушёл в посёлок, а отец стал по округе собирать деревяшки, коих было кругом порядочно и складывать рядом с нашей кучей, после чего стал разжигать костёр.
– Чего ты тут делаешь? – Внезапно появилась из темноты мать.
– Что!? Что!? Не видишь что ли…, костёр готовлю… – обидчиво ответил отец, – холодно ведь ночью будет…
– А где дед? – Подозрительно спросила мать, оглядываясь кругом.
– Тут тоже…, – примирительно махнул рукой в темноту отец, – тоже дрова собирается.
Мать уже прокурорским взглядом оглядела отца и, не заметив ничего крамольного, позвала меня с собой: – Борька, пошли в гостиницу.
– Сейчас мам…, – мать ушла, а минуты через две из темноты вынырнул довольный дед.
– Наконец-то ушла… А то я думал тут сейчас ещё будет, а я замёрз…
– Сейчас, батя, сейчас.., – отец чиркнул спичкой, береста шумно застреляла яркими язычками огня, дружно взялась и пламя сразу перекинулось на просмоленные остатки шпал и уже через пару минут около вещей ярко и жарко горел костёр. А дед на очищенную от снега доску выставил пару бутылок водки, третью спрятал в снег. Буханка ржаного хлеба, приличный круг колбасы, кусок сала, из кармана дед вытащил большую головку чеснока, тут же встали стаканы, куда дед плесканул водки и стаканы волшебным способом перекочевали в их руки, а в моей оказался кусок ржаного, чёрного хлеба, где лежал толстый кружок вкусно пахнувшей колбасой.
Стаканы с тусклым звоном сошлись и под бормотание отца: – Не ради пьянки, здоровья для…, – водка мигом провалилась в разъявленные рты. Крякнули удовлетворённо и полезли пальцами к салу с ядрёными кусочками чеснока и слегка пожелтевшей солью. В воздухе вкусно и аппетитно запахло чесноком и я тут же переключился на сало.
Когда мать тихо появилась из темноты, первая бутылка была опорожнена и отец с дедом, жмурясь от жаркого пламени костра, курили и лениво общались. Я тоже сидел рядом,