и пушистая. Я все ее письма прочитала. Сплошные сладкие сопли и сюсю-мусю. Даже противно читать было.
– Так зачем читала? – процедил сквозь зубы Герман. – Заткнись и ни одного слова в ее адрес не произноси своим грязным ртом. Ты не стоишь даже ногтя на ее мизинце.
– Ой-Ой-Ой… Какой идеал отыскался! Как же ты себя, бедненький, чувствуешь на ее фоне? Ущербным, наверное? Мне тебя жаль.
– А мне тебя, – сказал Герман, не скрывая переполнявшего его отвращения к этой женщине. – Кого же ты воспитаешь со своей дрянной и непорядочной душонкой? Бедный малый, он еще не знает, у какой мамочки родится.
– Вон! – заверещала Тамара, бросаясь на него. – Вон из моего дома!
Уйду, когда ты отдашь мне ключ от моей квартиры.
Она схватила с полки под зеркалом ключ и, повертев им, швырнула на площадку в открытую дверь:
– Возьми и подавись им! Так, значит, ты отблагодарил мне за то, что я за твоими сраными цветами ухаживала.
Герман вышел на площадку и захлопнул за собой дверь, ничего ей не ответив. Подняв ключ, направился в свою квартиру. Повесив куртку на вешалку, пошел в гостиную и замер, не сводя глаз с ноута. Потом взял телефон, нашел Таю и долго смотрел на ее фото, обдумывая, что делать дальше. Машинально положив его назад и закрыв крышку на компьютере, пришел на кухню и выпил чашку крепкого кофе.
После этого, официально одевшись, пошел к командиру роты. Вышел от него с легкой улыбкой на лице и направился прямиком в Дом офицеров.
Ксения сидела возле гроба, как и вчера. Она сильно осунулась, лицо заострилось, а под глазами появились темные круги. Став рядом с ней, он спросил:
– Как ты?
– Плохо. Всю ночь просидела возле Никиты. Вспоминала с ним, как мы познакомились, как поженились, как родился первый ребенок и как он радовался, что я забеременела вторым… Спасибо Маринке, она была все это время со мной. Горе нас сдружило еще больше.
– Да, жуткий у тебя сейчас период. Со временем станет легче.
– Не знаю. Мне кажется, эта невыносимая боль будет со мной вечно.
– Держись, милая, ты ведь жена спецназовца и должна быть сильной.
– Бывшего спецназовца. Теперь от него останется только имя на надгробном камне.
– И фамилия, и отчество у ваших детей, и кровь его в них. Так что много от Никиты останется на земле. И память о нем. Она тоже никуда не денется.
– Умеешь ты убеждать, но, если честно, легче мне не стало.
– Рано пока. Раны в сердце и душе свежие. Вот когда зарубцуются, тогда и вспомнишь мои слова.
Я с отрядом придем за два часа до выноса тела и отдадим честь Никите, постояв по очереди возле его гроба в почетном карауле. Наряд для погребения придет в два часа. Поминки будут в столовой. Сейчас пойду туда и все проконтролирую.
– Спасибо, Гера! Ты был Никите хорошим командиром и товарищем.
– Ладно, обойдемся без благодарностей, – сказал Герман и, сжав ее руку, лежавшую на коленях,