В этот момент он начал массировать её попку, больно пощипывая в разных местах.
– А-а-а… отпусти, а-а-а! ― истерично закричала Гюнай.
– Да, ― передразнивал её Альберт.
– Ты обещал измениться, обещал не запирать меня больше, ― жалобно напомнила Гюнай.
– А ты обещала быть домашней женой, ― напомнил Альберт и потянулся к розгам. Как и раньше, они висели над её головой.
– Нет, не надо меня бить, ― испуганно попросила Гюнай. Она помнила о том, как это больно. Ей казалось, что её попа до сих пор горит после того раза. Но, конечно же, сейчас она ощущала дискомфорт из-за того, что в её попе огромная пробка. Она приукрашала её воспоминания в худшую сторону. По её телу пробежался холодок.
– Я воспитаю тебя, чтобы стала домашней и покорной, ― сказал Альберт. Он замахнулся и нанёс ей первый удар. Буквально сразу её попа покраснела полосой, а Гюнай ощутила обжигающую боль.
– А-а-а… ― громко закричала Гюнай.
– Да, покричи, моя милая, ― язвительно сказал Альберт и замахнулся ещё.
– А… не надо, ― слезливо проговорила Гюнай. Но его не трогали её мольбы. Они только возбуждали его, побуждали бить её ещё сильнее.
– Ещё как надо, девочка. Я так отделаю твою попочку, что сидеть не сможешь.
С этими словами он замахнулся и ударил её снова. Альберт не изменял своим привычкам и бил её всё время по одному и тому же месту. Из-за этого каждый следующий удар казался ей всё более болезненным, невыносимым.
– А-а-а… ― кричала Гюнай во всё горло.
– Да, ― насмешливо произнёс Альберт и снова её ударил. Он бил сильно, резко замахиваясь, и нисколько не жалел её. Ей казалось, что эти удары режут её пополам. А ведь раньше Гюнай не воспринимала порку всерьёз. Когда он, шутя, говорил, что отшлёпает её, Гюнай представляла милые безболезненные шлепки ладонями, которые могут только возбудить. Но не это… то, что он делал с ней сейчас, было чем-то жутким. Ей казалось, что она умрёт от боли, если он продолжит бить, а он продолжал…
– А-а-а… нет… ― запищала Гюнай, крепко сжимая кулачки.
– Это за то, что сбежала от меня, ― сказал Альберт и наградил её очередным ударом.
– Ты сказал, что прощаешь меня. Сказал, чтобы и я простила тебя, ― слезливо напомнила Гюнай.
Альберт захихикал её словам и снова ударил.
– Полежишь тут месяцок другой, может быть, и прощу.
– Нет… ты не собираешься развязывать меня? ― с ужасом спросила Гюнай.
– Твои родители не скоро ещё заявятся сюда, ― сказал Альберт и в очередной раз замахнулся розгами, ― они знают теперь, что ты хорошо живёшь со мной.
– Нет, не надо… ― проговорила Гюнай, захлёбываясь в собственных слезах. А её попа горела как никогда. Ей даже казалось, что сейчас она болит сильнее, чем в прошлый раз, когда он её бил.
– Будешь у меня шёлковой, ― сказал Альберт, и наконец-то, сместил удар в сторонку. Удар по новому месту был менее болезненным, и она заговорила умоляющим голосом:
– Прошу,