стосом на руках, а напротив моб «коней». Их не тронули, им сказали – наберите еще таких же, как вы, человек 20 и давайте реально забьёмся. Респект, короче. И отпустили с миром. В общем, всякое бывает.
С утра поехали с Толстым на стройку. Долго по ней лазили. Технические подробности опускаю, но телегу в журнале авторского надзора мы им накатали недетскую. Толстый слегка вздрючил прораба… Поехали на работу с чувством выполненного долга. Обедать.
Чертова жара… А я с утра как назло в спешке темную майку напялил… Этот гад мне еще всю дорогу в метро рассказывал про целлюлит полового члена… Перекосило не тока меня, но и всех окружающих. Представляешь, говорит, если презик кефиром или простоквашей наполнить и потрясти… Оно и будет. Извращенец чертов. И, вообще, так не бывает. Я уламывал его забить на работу и взять пивка, на «Матрицу» новую сходить. Ни в какую. Пришлось переться на работу… Правда, после обеда я оперативно смылся с нее… В понедельник попаду под раздачу…
Млин, скока в метро девах красивых появилось (третий день, как в метро не еду – эрекция просто не прекращается… кошмар какой-то)… И где они тока всё остальное время года прятались?
С утра поехал на вторую «Матрицу», встал пораньше, пришел в центр к Пушке, очередина длиной в 500 жирафов. Не…, если б я встал, я бы попал на сеанс, но меня обламывало стоять в очереди в кассу в толпе мтвишного молодняка. Меня вообще ломает стоять в каких-либо очередях. Я не люблю очереди, может, потому, что в детстве настоялся, когда ездил на ту же Тверскую с мамой за продуктами, может, просто из-за того, что ненавижу любые крупные скопления народу (не считая мячика, конечно).
Я забил и пошел прогуляться по маршруту Тверская – Красная площадь – Никольская – м. Площадь Революции. Тверская утром не похожа на себя, редкие прохожие, много иностранщины, светлые оскалы проходов во дворы глупо ухмыляются зелеными пятнами деревьев и темными кляксами припаркованных машин; она наводит на странные мысли; я каждый раз вижу ее по-новому. В детстве я очень любил один шататься по центру, особенно вечерком. Выходил из любой станции метро в центре и шел куда глаза глядят, в ушах плеер, в зубах сигарета – и мысли текли плавно и неторопливо. Особенно я любил спускаться по Тверской и через улицу Герцена шел на Арбат и до Смоленской. Так я ходил этим маршрутом несколько лет и всегда по вечерам, особенно зимой. Поэтому Тверская у меня ассоциируется со снежинками, стремительно падающими со всех сторон, музыкой в ушах, кучей огоньков и витрин, девками, тусующимися у неснесенного еще тогда Интуриста… Потом появились другие дела и интересы, но я еще иногда, очень редко, шляюсь там. Это успокаивает, дает с мыслями собраться. Я люблю свой город. Здесь у меня было и есть всё – друзья, подруги, дела, беспредел (тока первая любвя у меня была в Питере, может, поэтому мне так иногда туда хочется…). В Питере есть что-то особенное, непередаваемое, если понять его расклады, то тебя туда будет тянуть снова и снова… Когда я был там 2 года назад, мне все