собственно и состоял его план по спасению от нависшего над ним увольнения.
Через какое-то время Семен Ильич оклемался, водрузил очки на нос и объяснил ему уже напрямую без дураков:
– Я ваших планов, голубчик, не знаю. Может, вы скоро депутатом Госдумы станете. А вот меня, если советом вашим воспользуюсь, неминуемо ожидает отставка. Однако не это главное, у меня уже пенсия заработана, а то, что вы своими волюнтаристскими действиями пытаетесь разрушить уже устоявшийся за годы порядок. Я не утверждаю, что он хорош, но это лучше, чем ничего или же полный, извините, бардак. От этого все пострадают и прежде всего наши больные. Мы уже в девяностые годы это вкусили. Разве не так, коллега?
«Так! Так!» – хотелось закричать Разумовскому, но вместо этого он, в очередной раз кашлянув, с вызовом бросил в лицо оппоненту:
– Порядок не означает системное и узаконенное воровство и коррупцию. И вы это прекрасно знаете.
Их дискуссия явно зашла в тупик, и Тищенко вынужден был подвести под ней жирную черту, дав подчиненному двое суток на пересмотр своих революционных взглядов и предупредив, что, если это не состоится, он вынужден будет прибегнуть к хирургическим мерам.
Разумовский к его изумлению вскочил после этих слов, как ужаленный, завалился всем телом на стол, схватил его за руку и, дыша прямо в лицо, начал ее трясти, а когда Тищенко, выдернув руку, прекратил это сумасшествие, пулей вылетел из его кабинета.
После такой эксцентричной развязки ему бы следовало бежать без оглядки, сжав зубы, из клиники, но ноги понесли его прямо на отделение, где Иннокентий Сергеевич произвел снова фурор. Пройдясь по палатам, он объявил всем больным о введении им с этого дня запрета на стимулирование в любой из известных форм медперсонала и пригрозил не внявшим его словам незамедлительной выпиской.
Вишенкой же на торте стал отданный им приказ об уплотнении прооперированного уже Авеля, в чью люксовую палату переместили из коридора двух стариков с тяжелыми переломами. Банкир, естественно, имея на то все основания, активно этому воспротивился, заявив, что сполна оплатил свой эксклюзивный комфорт и дополнительные услуги, однако же Иннокентий Сергеевич его претензии нагло проигнорировал и посоветовал в случае несогласия отправляться домой либо искать себе другую лечебницу.
Грозя спятившему завотделением крупными неприятностями, Авель начал обзванивать свои влиятельных друзей и клиентов, но и это на Разумовского не подействовало, а вскоре он ушел в операционную, куда с черепно-мозговой травмой доставили пострадавшего в ДТП мужчину. Там, что в последние годы было большой редкостью, он сам взялся за скальпель и провел многочасовую тяжелую операцию и только по ее завершении вконец измочаленный, но довольный собой, вернулся домой, где провел все выходные в ожидании чуда.
Ланцов же в отличие от него бессонницей не страдал, комплексами не мучился и путей избавления от поразившей его болезни искать не пытался, а осознанно и целенаправленно