руками. Грязная шея в узком воротничке уже горела и ныла, была красной от раздражения песком и пылью. По улице «афганец» низко над землей нес уже не только пыль, но и мелкие камни. Пришлось с ускорением и натугой заставить свое дряхлеющее тело погнаться за сорванной с головы фуражкой. Сделав более десятка неуклюжих попыток схватить катящуюся по земле фуражку (со стороны поглядеть – это были, вероятно, великолепные кадры для кинокомедии), я наконец догнал ее, но не согрелся. Под грохот оглушительно хлопавшей парусины в палатке наскоро проглотил гречневую кашу с мелким песком, запил ее быстро остывающим чаем. К предыдущим «развлечениям» здесь добавилось еще одно. Один из воющих порывов ветра с треском выдрал деревянную дверь палатки, и в нее ворвался целый смерч пыли и песка. Финал завтрака был просто «великолепным»!!!
Но тут фортуна, наконец, вспомнила, что она давно не поворачивалась ко мне лицом, и с этого момента все трудности казались просто мелочью. Начальник приказал мне вылететь туда, где меня ждало 7 (!!!) писем. Ветер раскачивал огромный «сарай» АН-12, и казалось, что никто при подобном ветре не полетит. Полетел как миленький! Летел я в теплой гермокабине, даже вздремнул, а не как обычно – на бомбах в холодном грузовом отсеке. После прилета 100% было за то, чтобы ночевать грязному, холодному и голодному в огромном металлическом ангаре на аэродроме. Уже темно. Простые машины не могли ко мне прорваться и увезти. Пошел выпрашивать БТР – и получилось! Вечером, сидя в великолепной сауне Особого отдела армии, закопанной глубоко в землю, отмокал душой и телом. На сразу ставшие глухими и как бы далекими выстрелы мне было почти наплевать. Потом была встреча с вами – я читал письма очень медленно и радовался Сашиному отношению к делу – учебе, тому, что он упорно стремится овладеть фотоделом, его юмористическому складу ума и грамотному изложению письма. Радовался, с какой любовью ко мне писал свое большое письмо Игоречек. Понял, какой огромный, порой непосильный груз взвалил и надолго на тебя, Неля! Как будто перенесся на время в такой далекий, как мечта, родной дом.
Вернулся в столицу, а здесь снег и молчаливые враждебные «тени» на улицах в своих «одеялах». У них сейчас какой-то религиозный праздник «на носу», со всеми вытекающими последствиями для «шурави». После провинции – ясное голубое небо, яркое солнце. 5-6 градусов мороза, без ветра. Кругом чистота и комфорт, которые раньше воспринимались как тяжелые условия жизни. Правда, батареи по-прежнему холодные, спим под несколькими одеялами и шинелями. Еда далеко не домашняя. Но всё вокруг – после испытанного и увиденного в командировке – верх совершенства. Ведь большинство увиденного и испытанного в письме не опишешь, и не только потому, что как военному человеку делать этого нельзя, а потому, что хочется это побыстрее забыть и отрезать из памяти.
Командировки в Союз пока не предвидится, да я и не хочу, чтобы не заниматься самоистязанием. Работы много. Это очень хорошо, время летит быстро, и стараюсь делать ее только на совесть. Не задумывайтесь, о чем мне писать. Любая строчка о доме, делах,