сказать, но в одном я убежден, что в измене я не нашел бы себе места и…скорее, не простил бы себя.
Лицо Рюцике сменилось спокойным взглядом, будто бы я произнес комплимент, который пытаюсь прокрутить про себя заново.
– Исумара… я недавно в магазине купила очень интересную пластину. Такую: с песнями из семидесятых. Не хочешь послушать ее?
– Если настаиваешь… – выпалил я.
– Причем здесь настаиваю? Я же знаю, что ты вновь сядешь за свои картины и будешь думать о непонятном. А я хочу завершить вечер, так сказать…правильно, что ли. Трудно самой объяснить.
Я вышел из машины и подошел к двери Рюцике, отперев ее ручку легким движением.
Она жила в отдельном доме с небольшой оранжереей на задней стороне. В ней росли акации и стояло дерево сирени. Комнаты были обставлены в соответствии с японскими традициями, в которых выделялись журналы моды и полки художественной литературы. Никогда мне не приходилось видеть столь огромную коллекцию книг, расставленных в жанровом порядке.
– Почему ты не решила стать писательницей? – спросил я и прошел в зал.
– Хотела, но…довольно трудно совмещать с ежедневной волокитой в офисе. – Она распустила шелковые волосы до плеч. – Сидишь за макетами интерьера и думаешь себе: «стоит ли роман писать или нет?». И так каждый день, представляешь?
– Немного могу тебя понять. – кивнул я и подошел к полке с виниловыми пластинками.
На ней лежали пластинки Buddy Holly, Beatles, Creedence и множество других групп, которые ознаменовали эру бурной музыки в свое время. «У нее и впрямь неплохие пристрастия» – подумал я.
Вдруг я почувствовал позади себя теплое давление, пульсирующее на правом плече. То была Рюцике. Она держала руки за спиной, склонив на меня свою голову.
– У тебя отличная коллекция пластинок. – продолжал я рассматривать полку. – Сколько лет ты собирала их?
– Здесь лежат старые пластинки отца. Когда он приходил с работы, ему нравилось бывать в зале. И включал пластинку. Мы собирались с сестрой вокруг отца и слушали их. А порой даже пытались подпевать.
– Получалось?
– Не очень. – Рюцике сдержанно вздохнула. – я не попадала в ноты и не знала, о чем и вовсе поют ребята.
Я промолчал, не найдя слов что-либо ответить ей. И стоит ли говорить, когда у тебя за спиной шикарная девушка, которая рассказывает про свое детство? Нет, совсем не нужно.
– Можешь, пожалуйста, закрыть глаза. – прошептала Рюцике, ее вместе с ней отстранилась пробивающее все тело теплота и плотность ее груди. – Испортишь сюрприз.
– Значит, здесь мне и суждено расстаться с жизнью? – сочинил я. – Что ж, наверное, лучше так, чем сидеть за холстами…
– Не сегодня, дурачок. Тебе повезло, что у тебя праздник, так что оставайся на месте и ни в коем случае не поворачивайся. – она поцеловала меня в шею и унеслась, подобно Кентервильскому привидению, в другую комнату.
Я ждал возвращения Рюцике, продолжая