необычно. На ней было длинное яркое платье в пол, поверх которого накинут рваный серый пуховик. На ногах были самые настоящие валенки, а голову покрывал платок в цветочек, под которым она прятала лицо. На груди висели странные украшения разных форм. Женщина уверенным шагом направилась на перрон и остановилась рядом с Антоном. «Язычники», – брезгливо подумал Антон. Язычников не любили в городе и держались от них подальше. Про них ходили страшные слухи.
Через пару минут подошёл поезд, и Антон, войдя, опустился на свободное место. Состав был почти пуст, помимо него и женщины в вагоне находилась всего пара человек. Несмотря на обилие свободных мест, женщина уселась рядом с ним. Каково же было его удивление, когда из-под разноцветного платка на него посмотрели уставшие старческие глаза. В целом – приятная старушка, аккуратно одета, в пёстром платье и платке. Но глаза – глаза так и норовили заглянуть прямо в душу. Холодные и бесцветные, они за несколько секунд бегло осмотрели Антона, затем остановились на его лице. Она улыбнулась так, будто бы его узнала.
– Здравствуй, милёк, – добродушно заговорила бабулька. – На службу едешь?
– С чего вы взяли? – попытался выразить удивление Антон.
– Ну как же. Вон здоровый какой. Ботинки у тебя солдатские, такие у сына моего были, очень уж похож ты на него. Да только погиб он.
– Ох… Соболезную! – выдавил из себя Антон. В его планы не входило выслушивать языческую болтовню.
– Как за границей эта проклятая болезнь началась, так и отправили моего сыночка под Хабаровск, Родину защищать, – продолжала старушка. – Хороший был сынок, денег присылал нам с отцом. А потом как зараза через границу перебралась, так и закрыли его в карантине. Долго не протянул, видимо: через полгода пришло письмо из комитета, что умер-то сынок мой от заразы. Героем объявили, медаль прислали, да только кому она нужна! А тут ещё от горя старик мой помер. Я сейчас к ним еду, в этот комитет. Хотела похоронить его по-человечески, сынка-то. Хотела, чтоб прислали сюда его останки, домой. А они Володеньку моего там, вместе со всеми в общую яму скинули, даже не говорят, где именно. Да и куда же я поеду, старая, на Дальний Восток-то. Цены на билеты видел? За всю оставшуюся жизнь не расплачусь. Сынок, может, знаешь кого оттуда, кто бы помочь смог? – женщина с надеждой посмотрела на Антона.
– Никого так сразу не вспомню. Вам бы лучше в Москву написать, президенту, – усмехнулся Антон. – Он уж точно поможет.
Антон прекрасно знал, что становится с письмами, которые сотнями приходят на почту комитета, и понимал, что женщине никто не ответит, но не стал её расстраивать.
– Да куда я только ни писала. И президенту, и нашим этим, Орлову, Кулакову. Всё без толку.
– Не советовал бы вам в комитет соваться. Там охрана суровая, людей лишних не пускает. Только проблем наберёте. Сколько лет назад сын ваш умер? Год или два? Уж поверьте, сейчас его никто перевозить не будет, столько времени прошло. Езжайте лучше домой.
– Никого у меня больше не осталось. Сына потеряла. Мужа потеряла. Даже Боги мне не отвечают. Некуда мне больше идти.
Женщина