ему в банке, когда он просто сорвал с шеи одного из клиентов понравившуюся панагию.
Своей догадкой Дестунис делиться не стал, в конце концов, его отдел не занимается ограблениями, а сам он может иметь только частное мнение относительно предполагаемого преступника. Если ограбление банка действительно дело рук Григориуса, то он может заполучить весьма ценного информатора, который входит в ближайшее окружение международного контрабандиста Нестора Олкимоса. А там, кто его знает, может, с его помощью удастся раскрыть и всю преступную сеть.
Взяв телефон, инспектор быстро набрал нужный номер.
– Слушаю, – послышался глуховатый и, как ему показалось, недружелюбный голос.
– Узнаешь? – хмыкнул Дестунис.
– Послушай, как там тебя, у меня нет времени, чтобы играть с тобой в угадалки. Если у тебя есть ко мне дело, так говори, если нет, так отваливай.
– Вижу, что ты стал взрослым мальчиком. Похвально. Только напряги-ка свою короткую память и вспомни своего крестного.
На некоторое время в трубке повисла гнетущая тишина.
– Э-э, кажется, я узнаю ваш голос, господин инспектор, – заискивающе произнес наконец Григориус.
– Вот и славно, а то я думал, что у тебя все мозги отшибло. Когда отец выходит?
– На следующий год.
– Позовите меня на праздник, когда он освободится. Я его посадил, я же должен и встретить.
– Э-э… конечно, позовем. Как же без вас!
– Не напрягайся, я пошутил… Ха-ха! Тут вот какое дело, нужно встретиться.
– Когда?
– Сейчас.
– Сейчас не могу, у меня…
– Послушай, Григориус, не нужно никаких объяснений. Бросай всех своих баб, или с кем ты там сейчас сидишь, и торопись ко мне, пока я на тебя не обиделся. Или, может, мне самому к тебе прийти?
– Не надо, – глухо ответил Григориус. – Я уже выхожу.
– Встречаемся в парке Глифада. Там попрохладнее будет, а то сегодня жара просто невыносимая, аж мозги плавятся!
Еще через полчаса Таукис Дестунис прибыл в означенное место. На лавке, спрятавшись под густое лавровое дерево, сидел Попадус и поглядывал по сторонам, пытаясь угадать направление, откуда должен подойти инспектор. Пальцы нервно теребили зажигалку. За прошедшие полгода, с момента их последней встречи, он значительно изменился. От прежней худосочности не осталось и следа: раздобрел, обрюзг, через белую рубашку выпирал наметившейся живот. Даже шевелюра, прежде густая и черная, как сапожная щетка, пообтерлась и слежалась, а на коротко стриженных висках неровным рядком пробивались седые волосы.
Видно, прошедшие месяцы были не самыми радужными в его жизни.
Увидев подошедшего инспектора, Григориус слепил нечто похожее на улыбку, но в глазах явно прочитывалась настороженность, опаска. Нечто подобное можно заметить у кота, не знающего, как следует расценивать