Отстегнул пуговицы у ворота тужурки. Поднял руку, – остановил солдат. И странно было, но Кашневу почему-то показалось это тоже каким-то желанным, как желанна бывает охотнику случайно налетевшая дичь.
И как раз еще о гусях пел высокий полумальчишеский голос:
Ой да за-му-ты-лы во-о-оду
В ти-хо-му Дунаю.
И еще два голоса пристали к нему: один озорной, шалопайский, с подвываньем не в тон, другой добросовестный, старательный, только несмелый, грубый и сильный:
А бода-ай тi-iи гусн-и-и
З гильечко-ом пропалы…
– Эх, не доносит, подлец! – вполголоса выругался пристав.
Впереди, на пути у тех, кто пел, стоял водопроводный бассейн. Шикнув и согнувшись в полупрозрачной ночи, протащил Дерябин за собою гуськом, как выводок, Кашнева и солдат к этому бассейну. Грязно здесь было, топко, как в болоте, конюшней пахло, и солдаты присели на корточки, подобрав шинели. Вместе с песней вспыхивал все ближе, ближе собачий лай.
Видно их стало: шли трое, гармонист в середине. О гусях пропели уж все до конца, но не хотелось, должно быть, расстаться с напетым мотивом. Тихо, чтобы разлиться потом вовсю, начал средний снова:
Ой да на-а-ле-тi-лы гу-у-си-и
З да-ле-ка-а-го краю…
И лихо подхватили двое других, равняясь с бассейном:
Ой да за-му-ты-лы во-о-о…
– Держи их! – бросился наперерез пристав.
Кашнева точно подбросило за ним. Торопливо шлепая по грязи, вперебой, табуном отовсюду, как в атаку, кинулись солдаты… Певуны ахнули, отшатнулись, стали.
Пожалуй, незачем было Дерябину расстегивать верхние пуговицы тужурки: парни были квелый, хлипкий народ. Бил их пристав со всего размаха, – с правши и с левши. Двое упали сразу, третий, с гармоникой, еще держался, но со второго удара сбил с ног и его Дерябин. Куча сваленных парней барахталась в сыром песке. Чуть поднялся парень с гармоникой…
– Господин пристав! Это… за что же бьетесь?
– Мало тебе? Додать?
Пнул его сапогом в бок Дерябин, застонал парень.
– Будет вам, что вы! – взял пристава за руку Кашнев. – Зачем?
– Как? – озадачился пристав. – Мерзавцы, воры, – по ночам орать!..
– Да ведь новобранцы… как же воры? – ответил Кашнев.
– Мы и вовсе не новобранцы, – плачущим голосом вставил кто-то из кучи. – Так мы, ребята здешние.
– Значит, и воры! Еще лучше… Да здесь же все воры, скот!
– А вы нас ловили? Воры… – поднялся было парень с гармоникой.
– Что так-кое?
– Вы нас не ловили, – по-пьяному упрямо повторил парень.
– Тты? Как смеешь? – изумленно и потому как-то тихо даже спросил пристав. – Как смеешь? Смеешь как?..
И Кашнев не мог его удержать.
Привели в часть и заперли избитых парней в каземате. Солдаты ушли в казарму. Кашнев остался у пристава, где Культяпый постелил ему постель.
Долго сидел на этой постели Кашнев, молча глядел на Дерябина, который, сопя, читал и подписывал у стола какие-то бумаги,