к колодцу тянулась в степи сакма – страшный след татарской конницы, несущей огонь пожаров, смерть и разорение, ужас полона и бесчестия.
На Русь и Слободскую Украину[5] орда шла по Муравскому шляху – древнему пути из Крыма в глубь русских земель, тянувшемуся по гребню водораздела Днепра и Дона. Возвращаясь из набега, по этому же шляху гнали полон.
Лишь только сойдет снег, отшумят веселые ручьи и чуть подсохнет степь, выходили в сторожевые станицы казаки. Опытные сакмогоны – следопыты, умевшие читать следы, не слезая с седла, – тревожно вглядывались в землю, отыскивая отпечатки копыт быстрых татарских лошадей. И если находили, разжигали дымные костры, поднимая казачье войско, чтобы не допустить орду на Русь…
Горе разведчику в Диком поле – краю вечных войн и набегов, если он пренебрегает законами войны: постоянно таиться, не разжигать ночью огня, разводить бездымный костер только днем, никогда не снимать оружия, дневать и ночевать в разных местах, выставлять сторожу, запутывать след и мгновенно исчезать. Забыл об этом – и тут же жестокая, неотвратимая расплата. Тонко свистнет выпущенная из тугого лука степняка стрела и оборвет жизнь казака. Или захлестнет шею петля аркана, сплетенного из конского волоса, вырвет из седла, и, гикнув, пустит татарин коня галопом, волоча по земле взятого в полон.
Или заманят басурманы в хитрую ловушку, внезапно навалятся и вырежут станицу, а потом только вороны станут кружить над местом скоротечной кровавой сечи да прошумит печально под ветром ковыль над погубленными казачьими головами. Высунется из норки пугливый суслик, встанет столбиком поглядеть по сторонам, свистнет со страху – и опять в норку.
Нет мира в Диком поле – краю вечных войн и набегов…
Дневали в неглубокой сухой балке. Варился кулеш на маленьком костре, тревожно фыркали кони. Аким Тетеря, помешивая деревянной ложкой в котле, балагурил:
– Хлеб в пути плечей не оттянет, а ежели голодный, то и архиерей уворует.
– Бабы каменные в степи, говорят, тыщи лет стоят, – задумчиво глядя на бездымные языки пламени, протянул Гурь-ян Нечаев. – Пропасть мне, если вру, но слыхал я, что под этими бабами клады зарыты.
– Клад не каждому дается, – немедленно откликнулся Аким, поглядывая на лежавших вокруг костра казаков. – Нечистая сила зарытое золото охраняет. Чтобы взять его, нужно знать заговоры. Бывает, клад на голову прячут или на несколько мертвых голов. Тогда надо загубить столько же душ, иначе богатства не видать как своих ушей. Между пальцев протечет. А еще бывают клады на счастливого…
– Это как? – заинтересовался Гурьян.
– Ну, выходит тебе такое счастье в образе кошки, курицы или собаки, – охотно начал объяснять Тетеря. – Тут не зевай, беги за ней. Когда она остановится, бей ее, не мешкая, чем попало и кричи: «Рассыпься!» Где она развалится, на том месте и копай.
Слушая его, Тимофей устало прикрыл глаза, отдыхая после долгого пути в седле. Этой весной сравнялось