горле у Шаэ запершило. Она подвинулась ближе к Вуну и обняла его за плечи.
– Ты уже немало сделал, – сказала она, положив подбородок на плечо Вуну. – Я полагалась на тебя целых шесть лет и так мало дала взамен. Когда мы приносим клятвы как Зеленые кости, то говорим, что готовы умереть ради клана. Но жить ради клана день за днем, как жил ты, Папи-цзен, это гораздо бо́льшая жертва.
Нефритовая аура Вуна запульсировала от эмоций. Он наклонился к Шаэ и приложил ее руку к своей груди.
– Боюсь, ты думаешь, будто я покидаю свой пост, потому что устал быть твоей Тенью. Или что я… – он поколебался. – Или что я ожидаю от тебя чего-то большего. Но это не так.
У Шаэ заныло сердце. Как ни тяжело было это признавать, Хило был прав, когда говорил, что она неспособна сказать нужные слова, но теперь у Шаэ появился шанс все изменить, прежде чем станет слишком поздно.
– Не могу винить тебя за то, что хочешь жить собственной жизнью, ведь я слишком долго пользовалась твоей добротой, – призналась она, обрадовавшись, что Вун не видит ее лица, но понимая, что он Почует гулкое биение ее сердца. – После смерти Лана я воспользовалась твоим горем, чтобы заставить работать на меня, хотя мы оба знали – ты мог бы и сам стать Шелестом, если бы все сложилось иначе. Без тебя я бы не выжила на Корабельной улице, и прошу у тебя прощения. А еще прости за то, что так долго не могла этого сказать.
Ее бывший помощник молчал так долго, что Шаэ уже испугалась, не совершила ли она страшную ошибку, упомянув смерть Лана. Это было их общее горе, хотя каждый страдал по-своему. Она убрала руку, но Вун повернулся к ней и сжал ее ладони своими так крепко, что Шаэ почувствовала биение его пульса.
– Я никогда не стал бы таким Шелестом, как ты, Шаэ-цзен, – хрипло сказал он, опустив голову. – Я не был таким помощником, в котором нуждался Лан-цзен. Я делал все, что он просит, и хранил его тайны, не задавая вопросов. Это была ошибка. Мне следовало заговорить, поспорить с ним, пойти к Хило-цзену. Но я этого не сделал. Я обрадовался повышению и, даже зная, что Лан ранен и принимает «сияние», оставил его в одиночестве, когда он больше всего во мне нуждался.
Вун поднял голову. Его глаза казались тонкой стеклянной оболочкой.
– За свою ошибку я заслужил смерть. Я обещал себе, что сделаю для сестры Лана то, чего не сумел сделать для него, поддержу ее во всех начинаниях, но буду с ней спорить и не стану молчать, когда нужно высказаться, и тогда она превратится в такого Шелеста, каким никогда не сумел бы стать я.
Вун поднял руку, чтобы смахнуть слезу, которая скатилась по щеке Шаэ.
– Однако вскоре должность твоей Тени стала не обязанностью, а эгоистичным желанием. Мне никогда не было легко, и временами я боялся тебя подвести, но если бы пришлось повторить все с начала, я бы сделал это без колебаний. Клан – моя кровь, но для меня Шелест – мой повелитель.
Шаэ не могла подобрать слова для ответа. Дождь прекратился, и небо за окном расчистилось. Вун выпустил ее ладони и отвернулся, чтобы скрыть смущение.
– Мне