.

Надо же. Вспомнил. Как оно было до износкиной эры.

      Михалыч слушал. Облизывал лапку. Серьезное дело, но слушал.

      – Таро. – продолжал Износкин. – Он меня в это дело затянул. Хотя кому я вру.

      Износкин повернулся к Михалычу.

      – Сам не хотел. Так ничего бы и не было. Сейчас понимаю. Деньги не главное. И Чечня моя не при чем. Он на брата меня взял. Брат у меня был. Сашка. Дурак дураком. В 96-м я вернулся. Май такой был. Как вода у нас в колодце. Бодрячок и вкусный. Только Сашок наш в 18 лет изнутри сгнил. Ни кишок, ни сердца. Труха и плесень. Сначала как у всех. Травокуры всех стран. Потом героин. Когда все из дома вымел и мамку избил до черепно-мозговой. Крокодил. Страшное это дело, Михалыч. Ноги как колоды. Язвы гноем текут. Простыни по 5 раз на день менять. Мамка в лед зашивалась. Тут меня Таро подловил. В Чечне был. Оружие знаешь. Есть способ брату помочь. Самому приодеться. Да и вообще.

      Износкин бычок потушил в обрезанную пластиковую бутылку. Сразу новую закурил. Не задержался. Михалыч естественно не одобрил. Отвернулся. Калачиком свернулся, но одно ухо взведенным оставил. Слушал.

      – Оно понятно первого хорошо помню. Укропный барон с Центрального рынка. Здесь вот. Где шея кончается там родинка. Дальше конвейер. 11 с половиной. И вот опять. Чего думаешь, Михалыч?

      И тогда Михалыч сказал. Своим грудным и душевным голосом. Коротко и по делу. Не рассусоливал.

      – Мяу.

      Потом Михалыч перекрестил Износкина пушистым хвостом и улегся ему на колени. Что тут добавить? И так все ясно. Разве что.

      – А в Полотняный я все-таки сгоняю. – Износкин гладил мягкую гладкую шерсть. – Может другого раза и не будет.

      – Здесь. – Соловец лег на руль грудью. Щурился. Внимательно разглядывал шумную рабочую остановку и серый бетонный-столб с лаптем-фонарем и вялыми проводами.

      – Замучил прогресс? – спросил Износкин.

      – Не говори. Как работать, Ухо? Черных жирных углов все меньше, а ртов больше. На всю Калугу одно место без камер и то потому что вчера сам озаботился.

      – Таким темпом скоро все честные бродяги вымрут, как мамонты.

      – Э нет. Нет у них и не будет гаджета против вечности. Мы инстинктами питаемся, а они от батареек. Без вариантов. Сами приспособимся и их приспособим. Готов?

      Износкин кивнул.

      – Я рюкзак оставлю?

      – Назад кидай. Что там?

      Износкин показал содержимое рюкзака.

      – Опять лисички? На хера тебе лисички?

      – Алиби. Потом на Кирова поеду. На рынок. Постою для дела посередь бабулек.

      – Ловко.

      Износкин стянул горло рюкзака завязками и положил его на заднее сиденье.

      – Пошел?

      Износкин молча кивнул и открыл дверцу. Соловец продуман. Как человек на любителя, но в своем деле дока. Износкин взял из кузова Тундры зеленый ашановский пакет с матерчатыми ручками. Посмотрел по сторонам. Рабочее утро скуластого города на берегу Оки. Все спешат, торопятся. У всех дела. Нет времени на дела других. На перекрестке Износкин подождал пока переключится светофор. Перешел через дорогу и исчез в глухих кустах акации. Узкая, виляющая тропинка вела к провалу